Артур Миллер известен современной публике по-разному: кому-то - как один из мужей Мэрилин Монро и тесть Дэниэла Дей-Льюиса, кому-то - как драматург, до своего сорокалетия написавший квартет гениальных пьес, не слезающих с мировых подмостков, а затем в течение полувека не создавший ничего соразмерного. Другим дорог Миллер-политический мыслитель, общественное измерение пьес которого не только не стареет со временем, но, наоборот, впитывает в себя все больше меняющейся социальной фактуры.
Безжалостная критика капитала как национальной американской идеи во "Всех моих сыновьях" и "Смерти коммивояжера", иммигрантская проблематика "Вида с моста", обнажение механизма возникновения и распространения фейковых новостей в "Суровом испытании" ("Салемских ведьмах") - вся эта кружащаяся мандала вечных актуальностей никогда не позволит "раннему квартету" пьес Миллера сойти с афиш.
В связи с новой постановкой "Всех моих сыновей" - первой успешной пьесы драматурга, открывающей "ранний квартет" - хочется выделить ещё одну его сильную сторону. А именно - убийственный талант конструировать живые, полные достоверных конфликтов и сюжетных ловушек картины семейного апокалипсиса.
Миллер с такой еврейской чуткостью и таким филигранным мастерством накручивает саспенс, скрытый во всех внутрисемейных отношениях, что иногда кажется, будто смотришь какую-то особенно жгучую серию "Династии" или "Далласа".
А когда его герои в попытках выяснить отношения проходят финальную точку невозврата - и из шкафа лезут самые страшные скелеты - тогда-то на сцене и воцаряется подлинный психологический хоррор, виртуозом которого является Миллер.
В "Сыновьях" вся эта трагическая чехарда представлена во всем блеске. Пьеса начинается с того, что 26-летняя Энн Дивер приезжает с визитом домой к родителям своего пропавшего без вести жениха - летчика Ларри. Там ее встречают патриарх семьи Джо Келлер - владелец местного завода, его жена Кейт, отказывающаяся верить в гибель старшего сына (действие пьесы синхронно году бродвейской премьеры в январе 1947-го) и их младший сын Крис. Кейт не сомневается в том, что Энн до сих пор ждет Ларри, но на самом деле, она приехала, чтобы принять предложение руки и сердца от Криса.
Все осложняется очень важной деталью, подсмотренной Миллером в ибсеновской "Дикой утке".
Дело в том, что во время войны завод Джо отправил на фронт партию бракованных деталей для самолетов, в результате чего два десятка американских летчиков разбились вместе со своими неисправными машинами. История вылилась в национальный скандал и судебное разбирательство, однако Джо был оправдан, а за решетку отправился его подчиненный Стив Дивер - отец Энн.
Во втором акте в родовое гнездо Келлеров наведывается еще один нежданный возвращенец - брат Энн, адвокат Джордж. Он приехал прямо от отца, которого навестил в кливлендской тюрьме, откуда и привез неприятные новости, которыми не замедлил поделиться с сестрой. Новости, о которых члены двух сплетенных любовью, бизнесом и трагедией американских семей догадывались все эти годы, но боялись себе в этом признаться.
Первый ангел вострубил, и сделались град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю: миллеровский семейный апокалипсис начинается.
То, как бесшовно Миллер закорачивает всю эту матримониально-криминальную мелодраматику на вечно актуальные вопросы социальной ответственности, бизнес-этики, проблемности свободного рынка с его "крысиной гонкой" за успехом и прибылью, до сих пор потрясает. Поражает и своеобразное провидчество драматурга, предсказавшего моральное падение и предательство своего любимого режиссера, автора премьерной постановки "Сыновей" Элиа Казана, сдавшего в 1952 году своих коммунистических соратников Комиссии по расследовнию анти-американской деятельности. По горячим следам этого стукачества Миллер напишет "Салемских ведьм".
Режиссер Джереми Херрин не стесняется признаваться в отсутствии у него режиссерского эго и в желании каждым своим спектаклем представлять публике "люксовую" (по его словам), максимально верную первоисточнику реализацию замысла драматурга. А этой постановкой он словно решил доказать, что "великий реалистический театр" возможен и в пост-драматическую эпоху. Визуальный облик спектакля вдохновлен статичными "кинокадрами" нью-йоркского фотографа Грегори Крюдсона с их тихим отчаянием залитых светом телевизоров субурбий. В каком-то смысле, это и пространство Линча, и присутствие в нем Билла Пуллмана в роли патриарха Джо кажется триумфом аутентичности.
Приглашение американских кинозвезд Пуллмана и Салли Филд на главные "возрастные" роли - верное решение Херрина; британские актеры, даже самые талантливые, были бы здесь неуместны просто по своей психофизике.
А Билл и Салли, привыкшие "существовать" в своей профессии в куда большей степени, чем "играть", обеспечивают спектаклю "Олд Вика" ту лошадиную дозу правды, которая и валит наповал. Их молодые британские визави - памятная по "Доктору Кто" Дженна Коулман в роли Энн и североирландский аполлон Колин Морган в роли Криса - уверенно противостоят легендарным заокеанским коллегам (хочется усиленно похвалить дебютирующую на столичной театральной площадке Дженну). Обратите внимание, как по-разному - но одинаково сокрушительно - плачут эти несчастные герои: старая Кейт - будто волоча за каждым всхлипом тяжелый мешок со слезами, Крис - клёкая, как поломавшая крыло птица.
Ярким пространственным образом "Сыновей" выступает подвал семейного дома - символ овеществленного подсознания, кладовка скелетов из шкафа, пародийная тюрьма начала пьесы и тюрьма подлинная ее финала.
Именно там закатываются "звезды человеческой совести, свет которых, однажды погаснув, уже не может зажечься снова". Именно там уходят в песок "частные революции" Артура Миллера в те печальные моменты, когда его героев озаряет окончательное понимание невозможности дальнейшего компромисса с совестью.
