Скоро «Оскары» (номинантов объявят 23 января), значит, неминуемо появление респектабельных байопиков. Январские хиты – «Большая игра» (о держательнице нелегальных покерных клубов Молли Блум) и «Тёмные времена» (о сэре Уинстоне Черчилле). На другом прокатном полюсе – ужастик «Сламбер»: о снах и демонах.
«Большая игра» / Molly's Game
Аарон Соркин, 2017
Режиссерский дебют топ-сценариста Аарона Соркина («Западное крыло», «Социальная сеть», «Новости»). Джессика Честейн играет Молли Блум (это настоящее имя, а не псевдоним в честь героини «Улисса»), чья биография – как трасса слалома, крутой маршрут, извилистая траектория.
Молли – дочь профессионального психолога (лаконичный и суровый Кевин Костнер), в отношениях с ней никогда не проявлявшего профессиональной чуткости, – росла борцом: спортсменкой-горнолыжницей. Серьёзная травма – из-за фатальной случайности, вероятность которой была близка к нулю, – и путь в олимпийскую сборную заказан. Работа официантки оборачивается знакомством с владельцем подпольного игорного предприятия, где и простые миллионеры, и голливудские звёзды рады спустить десяток-другой тысяч за вечер.
Ещё одна улыбка судьбы – и Молли открывает собственный покерный клуб. Судьба нехорошо ухмыляется – Молли под следствием и судом: счета арестованы, ФБР грозит серьёзным сроком, вынуждая дать показания на клиентов.
Молли же рассказывает свою историю нам и адвокатской шишке Чарли Джеффи (Идрис Эльба), но не гнусным, как серая слизь, фэбээровцам: потому что она не стукач, честь бережёт смолоду и скорее признает свою вину, чем пойдет на аморальную сделку со следствием.
«Большая игра» (в оригинале – «Игра Молли») – бенефис Джессики Честейн, крутобедрой и темпераментной. Азартная (не только потому, что про картежников) драма, автор которой, великовозрастный дебютант Соркин, с красивым юношеским максимализмом принимает сторону героини, волей-неволей противостоящей репрессивному государству и олицетворяющим его следакам. Впрочем, в разумности системы в целом ни Соркин, ни Блум не сомневаются.
Фильм – манифест жизненного правила «Не врать и не бояться», панегирик либеральным ценностям и образец искусно сочиненного голливудского кино.
Возможно, слишком складного: Соркин ни на шаг не отступает от драматургических канонов, и «Большая игра», герои которой рискуют и нарушают закон, выглядит исключительно легальным, выверенным до запятой учебником.
«Тёмные времена» / Darkest Hour
Джо Райт, Великобритания, 2017
Уинстон Черчилль накануне и в момент прихода к власти: в должность премьер-министра Великобритании он вступил 10 мая 1940 года, пообещав стране – в отличие от тех, кто ратовал за соглашения с Гитлером, – только кровь, слезы, тяжкий труд и пот. Фильм Джо Райта, британского адепта костюмированных романных форм («Искупление», «Анна Каренина»), – дополнение к «Дюнкерку»: хроника кулуарных, «дворцовых» интриг, стоявших за спасательной операцией «Динамо» и определивших весь ход Второй Мировой. Иллюстрация чудес актерского перевоплощения: Гари Олдману в сложном гриме приходится играть, почти как Де Ниро в роли Франкенштейна – в основном, глазами.
Чисто британская эксцентриада: о чудаковатом дядюшке, который рисковал стать трагическим посмешищем – а стал легендой, толстяке, проявившем качества супергероя.
Этюд в живописных рембрандтовских тонах, выполненный оператором «Гарри Поттера» и Александра Сокурова Брюно Дельбоннелем, торжество камерной кинематографической красоты.
Глаз радуется, рот – зевает: режиссер пасует перед хрестоматийной историей, опускаясь до уровня иллюстратора и не добавляя ничего оригинального к образу Черчилля и ХХ века. Можно, конечно, поломать голову, насколько правдив эпизод, в котором премьер без сопровождения, поборов собственный страх заблудиться, спускается в метро – на встречу с простыми лондонцами. Но поставлена эта сцена с вопиюще бутафорской, театральной условностью: легче поверить в реальность такого нисхождения Черчилля в подземку, чем всерьёз отнестись к такой кульминации фильма.
В память врезается другой, очень короткий и, кажется, единственный нестандартный кадр «Темных времен»: панорама камеры по горящей, изрытой воронками взрывов земле, переходящая в панораму окровавленного солдатского лица.
Вот это – кино, только занимает оно в двухчасовом фильме несколько секунд.
«Сламбер: Лабиринты сна» / Slumber
Джонатан Хопкинс, США, 2017
Младший брат Элис погиб на глазах сестры: в лунатическом состоянии, одержимый чудовищным видением мальчик выпал из окна. Став взрослой, Элис (Мэгги Кью) борется с чувством вины и непреходящими кошмарами, изучая расстройства сна. Она стремится к рациональному объяснению каждой патологии – пока не сталкивается с семьей, в чьи сны проник настоящий древний демон, тот, кого на староанглийском называли mare (отсюда современное слово nightmare, «кошмар»), а в Восточной Европе – «ночницей»; зло, использующее состояние между явью и дрёмой как лазейку.
У дебютного хорррора Джонатана Хопкинса (однофамильца Стивена Хопкинса, снявшего, среди прочего, пятую часть «Кошмара на улице Вязов») удручающе низкий зрительский рейтинг на сайте IMDB (4,7 из 10-ти баллов), и тут я могу только руками развести: страшно или нет – субъективная реакция. Умом я понимаю всю непритязательность «Сламбера», который неплохо – атмосферно и достоверно – снят, но придуман совсем без затей. Смотрел же с ужасом, узнавая в экранном демоне того, что привиделся в раннем детстве мне.
Повезло, что я не лунатик, иначе «ночница» бы не ограничилась разовым появлением – и вы бы это сейчас не читали.
