Три девушки из «оранжерейного» мира современного искусства. Плавность во всём – от движений до переливов света. Вкрадчивая электронная музыка. Никаких войн – кроме впроброс упомянутых гадостей в соцсетях. На Новой сцене МХТ царит тишь – но не благодать.
В 2002-м Фёдор Павлов-Андреевич показывал на только что открывшейся Новой сцене МХТ свой первый спектакль «Бифем», где мать – половину заглавной роли «женщины с двумя головами» – играл Филипп Григорьян. Спустя пару лёт Фёдор дал своему мобильному передвижному театру название «Быстрый театр». Почти два десятилетия спустя на Новой сцене МХТ Филипп Григорьян показывает свой новый спектакль, копродукцию Фестиваля-школы современного искусства «Территория», Школы-студии МХАТ, Aksenov Family Foundation и Мастерской Брусникина – «Пушечное мясо».
Медленный, очень медленный, предельно медленный театр.
На нюансах и «крупных планах» – с возможностью расслышать каждое слово, рассмотреть каждый жест и эмоциональную перемену.
Ритм задаёт атмосфера, описанная в диалогах трёх героинь: жаркое, жаркое лето, безветренный город, из которого словно выкачали воздух.
Лето, которое может доконать;
жара, которая сводит с ума и вызывает галлюцинации: «я вижу людей, там где их не должно быть, а там, где они должны быть, их нет». Эпиграфом этой вязкой атмосферы могли бы стать строчки БГ: «Слишком рано для цирка, Слишком поздно для начала похода к святой земле. Мы движемся медленно, словно бы плавился воск; В этом нет больше смысла – Здравствуйте, дети бесцветных дней! Если бы я был малиново-алой птицей, Я взял бы тебя домой...» Если бы действие не было привязано к Москве XXI века, где песни БГ – реликтовая классика, а дом не превратился в то место, куда не хочется возвращаться.
Пересказать пьесу Пряжко можно в паре предложений, действие сведено к минимуму. Есть три героини. Алина (Эва Мильграм), сейчас – фотограф, в недавнем прошлом – гардеробщица в детском театре. Марина (Ясмина Омерович) – куратор выставочных пространств, в чью обязанность входит организация выставки Алины, работы которой вызывают у неё смятение; поначалу оно кажется иррациональным, но, возможно, дело в антипатии, которую Марина испытывает к Алине из-за её постов в соцсетях. Ольга (Мария Лапшина) – общая приятельница Алины и Марины, тоже, кажется, куратор. Время действия укладывается в один невыносимо душный день; несколько встреч – в галерее и парке, напротив того детского театрика, где служила Алина; несколько разговоров – без чётко определённой интриги, ни о чём. Впрочем, здесь почти всё – кажется, всё – зыбко и неясно, всё ускользает – как содержание работ Алины (что на них? интерьеры – постель, приведенная в беспорядок, и одинокий ужин? тень от листвы дерева? люди? лишь раз в описании той работы, которую галерея вряд ли повесит по цензурным соображениям, возникает подобие конкретики: «Вы думаете, президента беспокоит, что висит в какой то галерее на стене? Думаете, его беспокоит судьба двух лесбиянок?»).
Свобода в извлечении смыслов была бы почти безграничной, как при столкновении с нонфигуративным искусством, если бы не прямое и явное название, контрастирующее с аморфностью диалогов.
Возможно, это пьеса о пустоте/одиночестве/мучительных климатических условиях/кризисе искусства/некоммуникабельности/дисфункциональной семье/нелюбви, но у каждого из гипотетических предметов лирического исследования Пряжко есть зловещая причина.
В постановке обязательно участие трёх красивых актрис – планку задал Дмитрий Волкострелов (удивительно, что Пряжко привлекает двух радикально непохожих друг на друга режиссёров – Волкострелова и Григорьяна). В читке «Пушечного мяса», которую он ставил на Любимовке-2015, участвовали Светлана Устинова, Светлана Ходченкова и Анна Чиповская. У Григорьяна играют совсем юные, ещё студентки Эва Мильграм, Ясмина Омерович и Мария Лапшина, ничем не уступающие звёздам из версии Волкострелова (все занятые артисты – студенты Мастерской Брусникина, «Пушечное мясо» – их дипломный спектакль в Школе-студии МХАТ).
Кроме трёх девушек, персонажей с репликами в тексте нет, но Григорьян увеличивает число действующих лиц до пяти, материализуя упомянутых в пьесе мужчин.
Никита Ковтунов – как бы отец Оли, старик-музыкант (и потому у Ковтунова есть право играть на синтезаторе), Кирилл Одоевский – как бы уличные маргиналы, героинщик и парень (или мужчина старше сорока – не разобрать в густом летнем мареве) под бутиратом. «Как бы» – потому что парни лишь отчасти играют определённых персонажей; они берут на себя авторские ремарки, заменяя его и напоминая об ущербности странного, сходного с липким неотвязным сном мира Алины-Оли-Марины, где нет мужчин там, где они должны быть. Где войны исторгнуты из разговоров – как пушечное мясо, оставленное только в названии.
Григорьян и художник спектакля, ученица Дмитрия Крымова Влада Помиркованая одели всю сцену и редкие предметы интерьера в мех – это очень красивое, мягкое, ласковое, но и удушающее пространство. Тупиковый комфорт, в котором утопают три девушки в белом. Эстетская – как всё, что делает идейный формалист Григорьян, но очень ёмкая метафора повседневности. Абстрактный сновидческий театр? Ровно наоборот: современный и злободневный.
Сеанс белой сценической магии о тёмной реальности.