На фестивале «Новое кино Австрии» – феерический гиньоль с политическими мотивами. Повод вспомнить еще несколько киноработ, в которых мертвецы возвращаются.
«Ночь длиною в тысячу часов» начинается с вечера, когда глава старинной венской компании Георг Уллих собрался погреть кости на Майорке. Такси в аэропорт было уже на подходе, но тут явилась нежданная гостья, сводная сестра Эрика Боде, вдруг пожелавшая уступить родственникам свою долю акций – чтобы, не дай Бог, после её смерти семейное дело не унаследовал её сын Йохен, ставший членом правой профашистской партии. С нацизмом у этой семьи особые отношения – вот только какие? Всё поросло быльем, и в фамильном сейфе отстутствует первый, самый древний том с документами фирмы – точно ли в нём не содержалось ничего важного? Впрочем, эти скелеты покинут свои шкафы ближе к развязке, пока же Эрика внезапно умирает, не успев поставить подпись, гадкий Йохен торжествует – всё достанется ему, а не хорошему кузену Филиппу. Но торжествует этот австрийский неонаци недолго: вот уже Эрика снова как ни в чем не бывало сидит за столом и завершает юридические формальности.
Правда, следом за ней в семейное гнездо начинают возвращаться и другие, давно почившие родственники – вновь идут старинные, остановившиеся не одно десятилетие назад часы, и время творит те ещё кульбиты.
Приходит в дом и Рената, мать Эрики; и первая жена отца Георга, покончившая с собой (во всяком случае, все члены семьи верят в такую версию её смерти) перед началом Второй мировой. Вот только почему среди вернувшихся нет самого патриарха, положившего начало семейному бизнесу? Покуда все живые и бывшие мертвые пытаются разгадать это «исчезновение», между Ренатой и Филиппом, похожим на деда как две капли воды, разгорается роман...
«Ночь длиною в тысячу часов» перекликается с модным британским хоррором на иранские мотивы «В тени» (его параллельно австрийцам показывает фестиваль West Wind). Оба фильма рифмуют чистую мистику с непридуманным историческим хоррором: Ирано-иракской войной и последствиями исламской революции в одном случае, преступлениями нацизма – в другом.
Вопрос происхождения европейских капиталов решается этой «Ночью» с почти марксистской прямотой – за каждым большим состоянием, безусловно, кроется преступление. С отягчающими обстоятельствами.
Но фильм подкупает не столько своеобразной политической остротой, сколько правильным бесстыдством в смешении жанров, времен и тем. Это в равной степени и политическое высказывание, и love story (которая складывается благодаря роскошной Амире Касар, звезде французского кино, актрисе Катрин Брейа, Арно де Пальера и Бертрана Бонелло, в роли Ренаты), и хоррор, и водевиль. Не просто так в создании сценария принимал участие титан Жан-Клод Каррьер, соавтор десятков гениев, от Бунюэля и Феррери до Милоша Формана и Эктора Бабенко. Не сомневаюсь, что лучшие диалоги принадлежат именно ему. «Жизни после смерти нет. – Но ты только что восстал из гроба! – Это не повод менять убеждения».
«Ночь...» даёт повод вспомнить и другие фильмы, где появляются ожившие мертвецы. Не многочисленные зомби-хорроры и зомби-комедии, а полноценные драмы, в которых покойники возвращаются в мир живых без всяких признаков разложения. Как нормальные люди. Вот четверка самых значимых фильмов – в хронологическом порядке.
1. «Застава Ильича» (1964)
Великий современный эпос Марлена Хуциева включает всего один – но, возможно, самый важный – эпизод с условной «мистикой»: ночной разговор главного героя, молодого москвича Сергея, с погибшим на фронте отцом. Долгие годы фильм был известен в сокращенном, цензурированном варианте под названием «Мне двадцать лет», премьера полной версии состоялась только в 1988-м – и, она, кстати, до сих пор не издана на dvd. Даже большинство доступных в сети «телерипов» фильма сделаны с короткой версии, в которой кульминационный эпизод пострадал едва ли не сильнее всех: он не сокращен (как поэтический вечер в Политехническом), он целиком переснят (в оригинале отца сыграл непрофессиональный актер, техник съёмочной группы Александр Майоров, в цензурированной версии – Лев Прыгунов).
Вот фрагмент оригинального диалога Сергея с отцом. «Вот ты какой! А это твоя жена? – Нет, сестра. – Сестра! А как зовут? – Верка. – Вера. А где мать-то? – На дежурстве. – И ты работаешь? – Да. – Слушай, я никогда не думал, что у меня будет двое таких ребят. Ты меня хоть немного помнишь? – Я думал, ты старше. Вы все такие были? – Мы были такие, как вы. – Хорошо, что ты пришел. – Что с тобой, ты можешь мне сказать? – Да. Мне надо, чтоб ты мне многое объяснил. – Что я тебе могу объяснить? – Всё. Я никому так не верю, как тебе. Понимаешь, мне надо с тобой посоветоваться. Мне сейчас очень... – Ты что-то хотел сказать? (...) Я понимаю, что у тебя свои сложности, я не знаю, какие. Наверное, вам непросто. – Без вас нам было очень трудно. (...). А ты знал, что тебя убили? – Нет, думал, выживу. Потом понял: всё. Другие побежали дальше, вперёд. Я не знаю, кто добежал. – Я бы хотел тогда бежать рядом. – Не надо. – А что надо? – Жить. – А как? Как? – Сколько тебе лет? – 23. – А мне 21. Ну как я тебе могу советовать?»
2. «Солярис» (1972)
Роман Станислава Лема в вольном переложении Андрея Тарковского: далекая планета возвращает астронавту Кельвину его жену Хари, покончившую с собой после очередной семейной ссоры.
3. «Шестое чувство» (The Sixth Sence; 1999)
Фильм-прорыв М. Найта Шьямалана, история странной психологической дуэли психотерапевта и мальчика-аутиста, в которой живые – не те, кем кажутся.
4. «Вернувшиеся» (Les revenants; 2004)
Недооцененный (несмотря на участие в «Горизонтах» Венецианского фестиваля) дебют француза Робена Кампийо о городе, в который беспричинно вернулись давно усопшие граждане, стал основой для одноименного многосерийного телебестселлера на родине. А потом и для американского сериала-ремейка.
