В каждом фильме – свой «сурприс», как говорит герой шриланкийской «Марии», рыбак, вместе с товарищами узревший ангела в секс-кукле. Неожиданные рифмы и парадоксальные ходы – герои этого фестивального обзора.
«Инстинкт» (The Instinct; Adim) – дебют бангладешца Джубораджа Шамима, подвижника, основавшего в родном городе Тонги общественную организацию, при которой работают библиотека, вечерняя школа и киноклуб. Фильм значится копродукцией Бангладеш и Нидерландов, но пусть это не введёт в заблуждение: Шамим – не грантоед, подвизающийся при, скажем, фонде Хуберта Балса, а самородок, действительно независимый режиссёр; чтобы найти деньги на съёмки, продавал акции будущего фильма; всё – на пожертвования обычных людей. Место действия и обитания героев – барачная клоака; да и ночевать в развалюхах – уже роскошь: калеки бьются за место на уличной лавке;
назвать условия существования нищенскими – значит, приукрасить.
Здесь детвора тратит карманные (ясно, раздобытые в чужих карманах) деньги на косяки; забрести сюда с мобильным телефоном в руке – роковая ошибка, вмиг останешься без телефона, а то и без руки;
мусор, смрад, дно – и в горьковском, и в любом другом смысле. Но снято это дно эпически – в широком формате,
с изощрённым колористическим решением, позволяющим цветным деталям вторгаться в чёрно-белый мир (официальные иллюстрации не соответствуют экранной действительности). И персонажи «Инстинкта» подвержены почти шекспировским страстям: это буйная история адьюльтера, ломаный любовный треугольник, вызывающий свободные ассоциации с классикой нуара – романом «Почтальон всегда звонит дважды» и его неореалистической версией, «Одержимостью» Лукино Висконти.
Фильм турецкого режиссёра Умита Керекена «Надежда» (Bir Umut) назван по имени главного героя.
Да, в данном случае Надежда – имя мужское:
Умут – неудачливый актёр, работающий в театральной компании жены Асие и тщетно мечтающий о ролях в кино. Впрочем, грядёт ещё одно прослушивание; надежда умирает последней; всё ещё может сложиться. Проблема в том, что попасть на пробы Умуту будет затруднительно: все планы нарушает необходимость заботиться о свалившейся как снег на голову матери – у неё рассеянный склероз. Притом, что вряд ли Умут желает ей доброго здоровья: не мать, а ехидна; последний рад отравляла жизнь сыну двадцать лет назад.
Обычный сюжет строгого и угрюмого фестивального фильма Керекен освежает, вроде бы, простой, но действенной и небанальной рифмой – с чеховской «Чайкой».
Фильм начинается со смешной и неожиданно эротичной домашней забавы двух актёров, Умута и Асие:
они имитируют крик чайки; и цитаты из пьесы, кажется, вошли и в их повседневный лексикон. Чему есть объяснение: Умут репетирует роль Треплева. Но Керекен отсылает и к описанному Чеховым архетипу сыновне-материнских отношений, замешанных на безусловной, животной любви и стойкой приобретённой ненависти.
«Мария. Ангел океана» (Maariya. The Ocean Angel) шриланкийца Аруны Джаяварданы до поры походит на витальный, разыгранный в синем море-белой пене анекдот о женщине на корабле. Которая, само собой, всегда приносит несчастье, волей-неволей разрушая спаянный мужской коллектив.
Трагикомизм ситуации в том, что женщина эта – силиконовая кукла для сексуальных утех,
выловленная моряками-рыбаками. Чудак Малан – нелегальный пассажир, по-тихому проникший на судно, чтобы добраться до вожделенной Австралии, и кулинарным искусством расположивший к себе команду – нарекает эту «резиновую Зину» Марией.
Финальный титр поясняет, что отправной точкой фильма послужил реальный случай – в 2016-м году рыбаки выловили такую куклу и приняли её за ангела.
Герои Джаяварданы посмекалистей, не наивные, знают, каково назначение игрушки,
однако тоже не торопятся использовать Марию так, как, должно быть, было написано в руководстве по эксплуатации. И фривольный анекдот, который легко мог обернуться банальным комментарием к гендерному вопросу, вырастает до поэтического высказывания о неисповедимости божественного вмешательства. В открытом море оно ощущается острее, чем на твёрдой земле.
Про контакт человека и Бога – французская драма «Плотники вавилонские» (Les Charpentiers de Babel) Поля-Антони Миля. Контакт, понятно, труднодостижим и порой чреват курьёзами: вроде низвержения крупных белых крыс, падающих со стропил церкви Сен-Сюльпис, куда парижская епархия отправляет служить молодого священника Гастона. Вопреки воле – но он, мечтавший о монастырском уединении и отвыкший от парижского шума за четыре года послушничества, принимает новое назначение.
Ускользающий от чётких определений (и снятый на киноплёнку, лишающую кадр цифровой чёткости) фильм строится как серия диалогов Гастона с реальными людьми – другими священнослужителями, сестрой, её пожилым бойфрендом-кукольником и их несколько сумасбродными друзьями – и с, вероятно, нереальными, обитающими в секретных пространствах облепленного строительными лесами храма. Это, определённо, не комедия, вменяемо серьёзное кино, но не без завихрений, со странностями, мимикрирующими под реальность.
Вот хотя бы рассуждения важного церковного чина о благородных червях, которым после смерти достаются худые тела, и сонме никчёмных лярв, пожирающих мёртвых толстяков:
не то, чтобы абсурд, не то, чтобы гэг, но точно не проповедь.
