В главных ролях – Франсуаза Лебрюн и – впервые на экране! – Дарио Ардженто, итальянский гений броского бульварного жанра джалло. Исполнители 1944-го и 1940-го годов рождения соответственно: возраст указан в титрах, ибо имеет значение.
Жили-были старик со старухой; не у синего моря – близ парижской площади Сталинград,
в квартире, заваленной книгами и dvd, с плакатами к фильмам Годара, Пауэлла etc на стенах. Он, киновед, сочинял исполинский труд «Душа» – о кино как сне, она, психиатр, выписывала, даром что на пенсии, самой себе лекарства от деменции. И был у них сын, завязавший героинщик, и маленький лопоухий внук Кики – только она уже не узнавала мальчишку, потому что таблетки не помогали, болезнь прогрессировала, и разум быстро и верно покидал её...
В минувшем десятилетии мастер позёрского жесткача, автор «Необратимости» и «Входа в пустоту» Гаспар Ноэ снял всего два, зато каких полных метра – вдохновенное романтическое порно в 3D «Любовь» и взрывной танцевальный хоррор «Экстаз».
«Вихрь», посвящённый «всем, чей мозг распадается раньше сердца», демонстрирует, мягко говоря, другой тип кино.
Камерный – но это ладно, в условиях ковидных ограничений только такой – с минимумом актёров и натурных съёмок – и оказывался возможен в строгом на карантины Париже. Антизрелищный – и это понятно: Ноэ «вдохновлялся» печальным опытом собственной матери, отчего и показывает старческую деградацию дотошно и осмысленно нудно, без «украшательств»-шокеров, как тихое блуждание-угасание (хотя жизнь-то подкидывает и деменцию «с фантазией» – бабушка одной моей подруги, например, хлебала борщ пультом от телевизора; вот ничего такого в «Вихре» не увидеть).
Увы, «Вихрь» по-будничному уныл, хотя пролог обещает иное: за первой сценой идиллического завтрака героев в мансарде, над крышами Парижа, под достойный пера Кальдерона (автора пьесы «Жизнь есть сон») высокопарный диалог, следует вставной музыкальный номер – клип юной Франсуазы Арди, поющей песню об увядании, Mon amie la rose. После чего широкий экран раздваивается, и весь фильм оказывается снятым с двух ракурсов – как предыдущий среднеметражный опыт Ноэ, нахальная синефильская комедия Lvx Æterna, «Вечный свет».
Только дальше – никакого нахальства; интригующая визуальная биполярность – самоцельный монотонный приём, имитация реального времени.
Фильм, длящийся 2 часа 28 минут, складывается из очевидных и необязательных длиннот, этакой кроткой фиксации рутины, кишок повседневности;
только кульминационный эпизод – когда она, в правой половине кадра, храпит во сне, а он, в левой, хрипит от боли второго, фатального инсульта – напоминает о «классическом» Ноэ.
Что тоже можно объяснить: интернет подкидывает инфу о перенесённом режиссёром кровоизлиянии в мозг, оправившись после которого он завязал с алкоголем и прочими веществами.
Но, сдаётся мне, проблема не в том, что Ноэ, 1963-го года рождения, протрезвел. Или постарел.
Аргентинец по крови, хранивший страсть и бестрепетность в генах, вдруг превратился в чисто французского режиссёра – многословного буржуа, наверняка бы нашедшего своё место на постылой вечеринке, где герой Ардженто, ненадолго оставивший больную жену, встречается с очкастой любовницей. За кудахтающим столом «синеастов», бубнящих о том, как монетизировать воспоминания о кино.
