Спектакль про пять дней цензора и драматурга играется на двух площадках – в московском Пространстве «Внутри» и в воронежском Центре культуры и искусства «Прогресс», на творческой родине режиссёра и актрис Натальи Шевченко и Яны Кузиной. Глобально же подобная коллизия то и дело разыгрывается в реальности – только не так артистично.
«Мне было назначено на одиннадцать» – «Я слышала, что люди вашего круга не очень-то следят за временем». С первых секунд встречи Цензор (вернее, цензорка? – Наталья Шевченко), не выказывает ни малейшего намёка на дружелюбие: она уверена, что ей совершенно не может понравиться то, чем занимается Драматург (или драматургиня? – Яна Кузина), штатный автор комедийной театральной труппы.
До сегодняшнего дня новоиспечённая цензориня занималась экономическими преступлениями, в театре отродясь не была и вообще была бы рада все театры закрыть – зачем они в такое время, когда «народу необходимо сплотиться»?
Но вот «наши власти стали проявлять повышенное внимание к вопросам культурной политики» и назначили её на ответственный пост. И она, бравируя зловредностью, взялась за дело со всем тщанием – даже не поленилась провести служебное расследование и выяснить, что есть такой нежелательно западный сочинитель Уильям Шекспир, от «Ромео и Джульетты» которого отталкивалась, сочиняя свою комедию, Драматург...
Пьеса «Академия смеха» – потенциальный шлягер, комедийный хит для двух лицедеев, «чёрного» и «рыжего» (а Кузина, действительно, рыжая): один – жизнелюбивый творец, другой – сухарь-моралист с двумя извилинами, начисто лишённый чувства юмора.
Предусмотрен потешный парадокс: из нарочито идиотских правок Цензора Драматург ухитряется извлечь нечто дельное.
Но глубинные противоречия между фигурантами театрального дела в определённых обстоятельствах обращают фарс в трагедию. У Митани эти обстоятельства чётко датированы: действие происходит в 1940-м, в милитаристской Японии.
В начале нулевых Роман Козак поставил «Академию» (в только что реанимированном Филиале театра имени А.С. Пушкина с Николаем Фоменко – цензором Сакисакой и Андреем Паниным – драматургом Цубаки) как отчаянную комедию масок, но японский колорит и датировку сохранил.
В нулевые возвращение цензуры и прочей тоталитарной дряни было немыслимо, спектакль Козака был высококлассным развлечением, без актуальных привязок. Бычков ставит про здесь и сейчас,
может, только в папочках, хранящих переданные на беспредел-рассмотрение тексты, осталось что-то японское; одно из требований Цензора включает использование фразы «Боже, храни Императора» – у нас официальных императоров, известно, нет. И где-то проскальзывают японские фамилии не появляющихся на сцене героев. То, что истории про датское королевство и Гамлета (цензуресса революционно ставит ударение на последний слог) навязывается персонаж-полицейский Оогавара – шутка от автора; то, что старейшего актёра труппы, премьера, тешащего публику трюком с выпадающей челюстью, зовут Тукай – шутка от режиссёра (хотел бы я услышать смех Камиля Тукаева на премьере в Воронеже). Шутка не самоцельная: «Академия» Бычкова – конечно, политический памфлет, но и рефлексия о театре, пусть и не настолько личная, как недавний «Да здравствует король!» (с Тукаевым в заглавной королевской роли и Беранже из пьесы Ионеско, и самого Бычкова).
Главные герои-героини имён собственных лишены, это архетипы художника и надзирателя.
Не знаю, списал ли Бычков какие-то поведенческие детали цензора с воронежской чиновницы, отобравшей у него Камерный театр; слава Богу, не знаком с потенциальной прототипкой.
Ясно, что Наталья Шевченко (в которую я влюбился с первого взгляда, на заре 1990-х, увидев её юной Эвридикой в одноимённом спектакле Бычкова ещё в тюзовскую, до рождения Камерного, эпоху) слишком большая актриса, чтобы играть шарж. Задача у Яны Кузиной (экс-звезды Камерного – она покинула театр вместе с Шевченко и Татьяной Бабенковой сразу после увольнения худрука – которую мгновенно, после великого «Кабаре Галич» в воронежском «Прогрессе» полюбила и прогрессивная московская публика) не меньшей сложности: зло деспотии, которое воплощает цензорша, даёт больший простор для игры, чем угнетённое добро.
Метаморфозы героинь – удивительны; не думаю, что во мне говорит давняя любовь к обеим актрисам; есть объективные вещи. Бычков, Кузина, Шевченко начинают с масок и переходит к людям; без скачков, постепенно – и эта подробность в разыгрывании гротеска в первой половине спектакля меня немного отстраняла. Ритм казался слишком медленным (завидовал хохотавшим в голос соседям – по мне, пьеса Митани изначально чересчур «хорошо сделанная»), спектакль – слишком статичным (чего не было в тоже гиперактуальной и молниеносной «Олеанне», с которой Бычков после многолетнего перерыва вернулся к малой форме). Но в итоге никаких вопросов;
академизм «Академии» оказался оправданным; заставил сжиться с персонажами и с ледяными мурашками прочувствовать действительно жуткий финал.
Смешно, да не до смеха – это по «Академию» и настоящее время, на которое она отзывается. С другой стороны, как посмотреть: при старании ко всему происходящему можно отнестись как комедии; и уж лучше смеяться, чем рыдать.
© Фотографии Иры Полярной предоставлены пресс-службой Пространства "Внутри".