Либретто – по отчаянно играющему в средневековье роману декадента, символиста, эротомана Валерия Брюсова. Режиссёр спектакля Андреа Брет отказалась от воссоздания древнего Кёльна, оправдав все плотские и религиозные страсти-мордасти действия локацией: сумасшедший дом.
«Мефистофель хватает мальчишку и целиком съедает» – одна из самых невинных строк либретто «Огненного ангела», оперы Сергея Прокофьева по мотивам мистического романа Валерия Брюсова. В ней возвратившийся из Америки рыцарь Рупрехт встречает одержимую огненным ангелом Мадиэлем Ренату и пытается овладеть телом бесноватой – «я не побоюсь никакого демона в сношениях с красивой женщиной, если не боялся краснокожих с отравленными стрелами». Но куда там – Ренате не до смертного, ее душа навеки отдана Другому, способному принимать и человеческое обличье графа Генриха. Рупрехт и Рената пускаются на поиски Генриха; впереди – визит к магу, дуэль, встреча с Мефистофелем...
Заканчивает свои дни Рената на костре, предварительно смутив целый монастырский двор.
Инквизитор пытается изгнать нечистого из послушниц, ан натыкается на обратное: хор монахинь голосит «Поклоняйтесь Вельзевулу, славьте, сестры, Белиала, чествуйте Паймона, их суккубов и их инкубов! Ля-ля-ля-ля-ля».
Опера эта – диво дивное и чудо чудное; написанная в 1920-е, дожидалась премьеры до 1955-го года:
сюжетная экспрессия– секс! демоны! оккультизм! скелеты, костями выстукивающие «Ты лжёшь!» – конгениальна экспрессии музыкальной;
«Ангел» «официально» считается одной из самых непростых для исполнения опер ХХ века. Самое замечательное, что определить, где Прокофьев серьёзен, а где – насмешничает, невозможно; это и жестокая романтическая опера, и лукавый взгляд на неё из следующего столетия. Точь-в-точь как с Ренатой – не разобрать, то ли действительно духовидица, то ли все её искушения – «игра воображения от одуряющих курений», как говорит маг Агриппа.
В репертуаре Мариинского театра до сих пор идёт спектакль Дэвида Фримана, нашумевший в 1991-м году – близкий к «сказочному» тексту. В начале нулевых «Огненный ангел», поставленный Франческой Замбелло, был в Большом – я отлично помню эффектную декорацию петербуржца Георгия Цыпина: двор, в который из окошек глядят глиняные големы, покрыт вспучившейся не иначе как от адского жара слюдой и населен хамоватыми гражданами, более походящими на обывателей первых лет советской власти, нежели на жителей средневекового немецкого городка. Там ещё вытатуированные на бицепсе дворника серп и молот славно рифмовались с аналогичным позолоченным знаком на имперской стене.
Венский «Огненный ангел» отказывается и в гости к сказке, и ёрничать;
высокоуважаемая постановщица Андреа Брет ставит без фокусов; резко и рассудочно – выбрав местом действия психиатрическую лечебницу.
Томления н наваждения обретают здоровую определённость.
Иногда – комический эффект: строгая медсестра – в неё превратилась хозяйка гостиницы – вооружаясь шприцем, укладывает Рупрехта на полосатый больничный матрас: «Здесь, господин рыцарь. Это лучшая комната». Руперт – Бо Сковус, безупречно сохраняющий рыцарскую уверенность в любых щекотливых ситуациях – отвечает: «А между тем она хуже любого шалаша в Америке, откуда я еду».
Истовая гадалка Елены Зарембы предсказуемо стала пациенткой, книготорговец Глок (Эндрю Оуэнс), обеспечивающий геров фолиантами по каббалистике и заклинаниям, и Агриппа-Мефистофель (Николай Шукофф берёт обе роли) – докторами, тоже предсказуемо; спасибо, госпожа режиссёр, что оставили в окружении мага гигантских чёрных псов (тоже пациентов, которым дозволено носить шкуры и маски). Трактовка как трактовка; по мне, обделяет оригинал, и серые палаты-кабинеты с дощатыми стенами – обстановка несколько угнетающая, но почему бы и нет;
крепкий спектакль не без эффектных сцен; эротическая, с привлечением плюшевого медвежонка, или финальная, вакханалия на пирамиде из коек, действительно незабываемы.
Главный вызов в концепции Брет приходится на долю грандиозной Аушрине Стундите в роли Ренаты: ей же надо играть не тайну одержимости, а психопатку. А она сохраняет и тайну;
восходит к высокой степени безумства.
