Наравне с артистами – звёздами «Гоголь-центра», легендой любимовской Таганки Вениамином Смеховым и Настей Лебедевой из театра им. А.С. Пушкина – в спектакле играет группа Shortparis. Заглавная буква в слове «Ваши» – не погрешность орфографии, а обращение к каждой уникальной личности, имеющей право на множество лиц.
В зал с приглушённым освещением входишь как в Колонный зал Дома Союзов,
приготовившийся к траурной церемонии прощания: на сцене целых три гроба с пышными венками под экранами с тремя лицами – Ивана Мулина, Александра Горчилина и Насти Лебедевой. На всех – одна роль, художника, перформера, монстра и ангела беспечного Бронзового века русского искусства Владислава Мамышева-Монро; но главный герой появится позже, пока, как и водится на официальных мероприятиях, песнь заводит Чиновник (Андрей Ребенков) и Чиновница (Ирина Выборнова), и песнь эта – «Плач по двум нерождённым поэмам» Вознесенского, «вечная память» несбывшимся надеждам, очевидно, пролог к загадочной пьесе «Берегите ваши лица». Прощальное слово переходит к Альтернативному художнику (Игорь Бычков) – и этих стихов Вознесенского («Встречаются безликие только у людей»), уже не найти ни на бумаге, ни в сети. Бард (Никита Еленев) исполнит песню «Шли, шли, шли – ни к чему ирония! – Лишь, лишь, лишь лица проворонили». Затем распорядитель церемонии, Арт-куратор (Артём Шевченко), даст старт к началу фильма «Жизнь замечательных Монро» – байопика, основанного на воспоминаниях Мамышева и Ольги Тобрелутс. За долгим двойным прологом, венчающимся камланием-заклинанием против всех недоброжелателей – взрывной выход Shortparis: сцена распахивается в пульсирующий светомузыкой белый космос, «Пролог» Вознесенского – «Хам эпохальный стандартно грядет по холмам, потрохам, хам, хам примеряет подковки к новеньким сапогам» – превращается в бронебойный революционный панк.
Поэтическую эстафету перенимает Вениамин Смехов («Я шёл вдоль берега любви...»); он – Профессор в белом халате, открывающий «лицезрелище в 17 картинах». На сцене вместо заданных автором «атрибутов скульптурной мастерской», где происходит «лепка лица времени» – схожая с хайтек-моргом межпланетная лаборатория; абстрактных персонажей – Слезы, Поцелуя, Хохмы, Соблазна – нет; из предложенных Вознесенским героев осталась только Память, коллективным исполнителем которой значится как раз Shortparis.
На прозекторских столах лаборатории – три имперсонатора Владислава Мамышева-Монро; его Савва Савельев и делает главным героем спектакля, вдохновившись молниеносной ассоциацией «лицезрелища» с художником, менявшим лица как перчатки.
До наваждения Мэрилин ленинградский школьник Владик Мамышев пережил другую обсессию – Гитлером; чудовище и красавица – два полюса бодиартовских экспериментов Мамышева-Монро. Два диковинных лика, за которыми абсолютный ужас и абсолютный шарм – именно то, про что в итоге складывается спектакль Саввы Савельева – задиристая, вычурная фантазия о зверином и прекрасном; перформанс ночи и огня; «как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево» – простите, что включаю в текст цитату из другого поэта.
Я более-менее подробно описал первые полчаса двухчасового спектакля вовсе не из тщеславного стремления зафиксировать работу в воспоминаниях – навроде тех, в которых до нас дошли «вознесенские» постановки Юрия Любимова на Таганке «Антимиры» и «Берегите ваши лица».
Из желания передать невоздержанность, броскость, эклектичность спектакля.
«Лица» «Гоголь-центра» парят от саркастических реконструкций «совка» к сюрреалистическому sci-fi, от Вознесенского и «Охоты на волков», впервые прозвучавшей в 1970-м со сцены Таганки – к блатному шансону и похабщине дембельских альбомов, переходят с мягкой интонации размеренной светской беседы на надсадный ритм, пролетают над вечно кровавым песком Бабьего Яра и заглядывают в записи камер наблюдения, лишающих нас последней, уличной анонимности. Это не поэтический вечер, не посвящение спектаклю Любимова, не байопик Мамышева-Монро; это вольная авторская композиция – как, в общем, и задано первоисточником.
В «Рассказах старого трепача» Юрий Любимов вспоминает о тех таганковских «Лицах», что в 1970-м успели сыграть всего три раза, потом спектакль запретили: «Я публике говорил, что «это не спектакль, – потому что пьесы не было, – это такие этюды, заготовки, полуимпровизация, поэтому я постараюсь вам не мешать, уважаемые зрители, но мы договорились с актерами – если они будут, с моей точки зрения, плохо импровизировать и не так, как мы с ними договорились, – то я буду останавливать, и поэтому это открытая репетиция». Договоренность актеров со мной была очень твердая, мы не играли в поддавки перед зрителями… А потом, я действительно останавливал. Один раз я остановил, там такая была сцена: картины, шедевры, они падали, их надо было поправлять, и они, действительно, очень грубо уронили, и я сказал: «Осторожней надо обращаться с искусством, звери!» – и публика захохотала и зааплодировала. Все это принимали в адрес властей».
Прокомментирую мемуар Юрия Петровича.
Пьеса – пусть и в эскизном виде – всё же была; она до сих пор не опубликована, однако именно на неё опирается Савельев; сохранившийся экземпляр «Гоголь-центру» отдал пасынок Вознесенского и продюсер спектакля Леонид Богуславский. Принимать в адрес властей можно, что угодно, хоть заклинание «Колдуну соль в глаза...», однако новые «Лица» сохраняют политический нейтралитет – это не упрёк, напротив, комплимент вневременности спектакля, оперирующего чёткими временными знаками разных эпох – и Вознесенского, и Мамышева, и нашей с вами.
Ностальгия «Лиц» – даже не «по настоящему», но по некоему идеалу, который достижим только в противоречиях, в многоликости, в непредсказуемости.
Ну и от поставленной Любимовым во главу угла импровизационности Савельев сознательно отказывается; «наша вера верней расчёта, нас вывозит авось» – не про «Лица»; при всей коллажности, мозаика эта – крепко сбитая.
«Берегите Ваши лица» выглядит как эталонный спектакль «Гоголь-центра», объединяющий разные векторы истории театра. Единый актёрский ансамбль, сплавляющий старожилов театра имени Гоголя, «Седьмую студию», новоприбывших и единомышленников из других миров. Вознесенский и Смехов, связующие с Таганкой, самой близкой «Гоголь-центру» фрондёрской вселенной. Продолжение линии поэтического цикла «Звезда», жизнеописанием художника вторящее «Кафке». Ёрническая траурность, трагическая бравада, классика, обретающая рок-драйв – привет Кириллу Серебренникову эпохи «ГЦ».
Сама фигура Саввы Савельева – объединяет.
Его театральный дебют по мотивам «Басен» Эзопа, Лафонтена и Крылова (с предположительным участием рок-идола – Ильи Лагутенко) фигурировал в репертуарных планах театра ещё в 2017-м году. С «Баснями» не срослось, но Савельев – как художник «Петровых в гриппе» и актёр-мультиинструменталист «Страха и отвращения в Москве» – один из тайных героев «Гоголь-центра». «Геройские мальчики вышли в герои, но в анти» – красивая цитата из Вознесенского; здесь, правда, не к месту: здесь – про героев без негативной приставки.
© Фотографии Иры Полярной предоставлены пресс-службой театра.