«Камень» начинается в 1993-м, продолжается в 1935-м, сворачивает в 1953-й, 1978-й и 1945-й: разные временны́е «локации» перемешаны, сюжет намекает на исторический детектив. Печерникова ускользает от этого искушения и ставит спектакль о памяти. Своего рода, «В прошлом году в Мариенбаде», только замешанный на реальной трагедии ХХ века, а не абстрактных салонных играх.
В 1993-м году, после объединения Германии, в старый и, как кажется, фамильный дом возвращается семья – маленькое «женское царство»: Вита, старейшая в роду, Хайдрун, её дочь, и Ханна, её внучка – и дочь Хайдрун соответственно.
Вита застала Германию при Гитлере и сейчас – какое только коленце не выкинет угасающий старческий разум – слышит сирены и прячется от призрачных бомбардировок под стол.
Хайдрун войну провела в колыбели и не помнит даже Вольфганга, отца, погибшего в 45-м – согласно семейной легенде – от случайной пули во время радостной встречи русских войск. Не помнит, но знает, что он был хорошим человеком, дал денег еврейской семье, спас мамину подругу Кису, которая уехала в Америку и живёт там до сих пор. Её собирается навестить Ханна: «у меня к ней столько вопросов». Вопросы к благонравным немецким обывателям есть и у странненькой рыжей девушки Стефани, вдруг заявляющейся в дом, который она тоже отчего-то считает своим. И у драматурга, Мариуса фон Майенбурга, раскрывающего все загадки с помощью «машины времени» – перепрыгивая из десятилетия в десятилетие, разрушая хронологию повествования, как Дрезден бомбардировками, и докапываясь до правды, которую знают только Вита, старая коробка из-под обуви и камень, зарытый в саду...
До работы Печерниковой я искренне и нахально считал пьесу фон Майенбурга плохой. И честно не понимал, зачем Виктория за неё взялась; fb-мессенджер – как коробка с письмами – хранит нашу переписку, в которой я говорю режиссёру, что спектакль очень жду (потому что фанат Печерниковой), хотя пьесу не люблю – за предсказуемость и общие места. Ругаю уже виденные постановки, по которым о «Камне» и судил: бойкий мультик Филиппа Григорьяна в Театре Наций, блёклый, до нечленораздельности запутавшийся в не таких уж хитрых мариенбурговских лабиринтах вариант Дениса Хусниярова в Театре на Васильевском, внятный, с любопытным акцентом на актрис старшего поколения, но до зубовного скрежета очевидный спектакль Ярослава Рахманина в Мирнинском театре. Разгадку семейных тайн можно предсказать с первых же эпизодов, оттого ни напряжения, ни удивления.
Про то, что большие преступления, совершаемые государством, зиждутся на частных подлостях, трусостях и предательствах, вечно, конечно, актуально, но совсем по-азбучному, без остроумия.
И герои как бы не прописаны, не снабжены тем психологизмом, что так обожают артисты, которым как бы и играть особо нечего – о чём мне говорила сама Печерникова, в итоге поставившая идеальный «Камень».
Он сдержанный. Он плавный. Он тихий – на полутонах и, по ощущениям, в полутьме. Актёрский ансамбль совершенен, о чём даже и неловко говорить – очевидность.
Все предельно точны и предельно деликатны – никакого форсированного «психологизма», чуждого первоисточнику. Но и ноль «мультяшного» и, по сути, мёртвого плаката – все живые; просто живые.
По одной роли – у Татьяны Чернявской (Вита в 1993-м году), Василия Шумского (Вольфганг с 1935-го по 1945-й), Тамары Цыгановой (чудаковатая, наивная и нестареющая – как совесть – Стефани в 1978-м и 1993-м) и Анастасии Новиковой (Киса в 1935-м). Наталья Шевченко играет двух героинь – свою основную, Хайдрун, и Виту в 1978-м; Татьяна Бабенкова – всех трёх, юных; Ханна принадлежит только ей. Для смены эпох и обмена персонажами Печерникова придумывает простые и ясные ходы: вот сняла Бабенкова пальто – и она уже не Ханна – девчонка-почти-что-наша-современница, а её бабушка, только в молодости. В пересказе совсем не звучит, но как работает! Костюмы и их смена выверены с математически-каллиграфической точностью – и тонким ощущением непрерывности течения времени.
У Печерниковой границы между вчера, сегодня и завтра нет, всё – здесь и сейчас, сконцентрировано в один час на малой, то есть, вдвойне камерной сцене Камерного театра.
Всё скрепляет и цементирует память; и главным действующим лицом этого «Камня» становится – в определённой степени – сам дом, построенный Печерниковой и художником Ксенией Кочубей; он не судит своих меняющихся от десятилетия к десятилетию обитателей, не гневается и не ласкает; он смотрит и впитывает в свои матовые стёкла судьбы страны и её граждан. Помнит всё. Делает нас свидетелями – и соучастниками. «Ты слышишь, как кто-то мешает на кухне ложечкой чай». Никто не останется в стороне.
