Новый график показов не даёт спекулировать прогнозами.
«Срок не вечен, сгорит, как свечка» – надпись на тюремной стене в новом фильме казахстанского гения Адильхана Ержанова «Ласковое безразличие мира», последнего в конкурсе «Особый взгляд».
Тюрьма – лишь одна из неуютных локаций этого трепетного любовного фильма,
разыгрывающегося на съёмных привокзальных хатах с продавленными койками, складах овощей и в кабинетах функционеров, где висят подозрительно похожие на дуэт Ленина/Сталина портреты (головы вождей скрыты за рамкой кадра); в тюрьме томится мать Салтанат, главной героини, вынужденной продавать себя богатым старикам, чтобы рассчитаться с долгами покойного отца. У Салтанат есть свой ангел-хранитель с кулаками-гирями, Куандык, друг с детства. И влюблённый тоже, наверное, с детства: ради девушки в красном платье он уезжает из деревни и готов на всё, даже предательство (мой личный день начался с «Догмена» Маттео Гарроне, заглавный герой которого отказался сдать полиции друга-отморозка; у Ержанова в очень похожей мизансцене Куандык доносную «заяву» подписывает).
Фильм, изумительно снятый в уникальной манере Ержанова – с гротеском и поэзией, обманчиво наивным цирком и нарочитым кичем – называется цитатой из Камю, но отличается легкостью совсем не литературного происхождения.
Предыдущая работа Ержанова «Ночной бог», только что показанная в конкурсе ММКФ, несколько озадачила меня мессианской неповоротливостью. После «Ласкового безразличия» кричу «Ура!»: Ержанов снова парит, и было бы круто, если бы жюри Бенисио дель Торо (в него входит и молодой российский режиссёр Кантемир Балагов, чья «Теснота» участвовала в прошлогоднем «Особом взгляде») не осталось к фильму безразличным.
Фестиваль, как и срок, не вечен, уже догорает, победитель «Особого взгляда» будет назван уже сегодняшним вечером. Но вот новый график показов основного конкурса спекулировать прогнозами не даёт: три фильма, Гонсалеса, Дворцевого и Джейлана, идут в предпоследний день; глупо гадать до их просмотра. Я, тем не менее, мечтаю о победе «Лета», но поставил бы на режиссера-женщину – в виду нового витка абсурдной политкорректности, когда и в Канне заявляют о гендерном паритете и обещают равное представительство режиссеров обоих полов.
Не думал, что доживу до дней, когда в искусстве будут меряться хромосомами.
Хорошо, конечно, если женщины не будут чувствовать себя недооценёнными и абьюзанными, плохо, если мы будем платить за это Евой Хассон в конкурсе; интересно, случатся ли в будущем забастовки прессы, бойкотирующей ту или иную просочившуюся по гендерной квоте картину? К счастью сейчас, помимо Хассон, есть и достойные кандидатуры: Аличе Рорвахер со «Счастливым Лазарем» (его заёмная архаика меня раздражает, но я понимаю многочисленных поклонников фильма) и Надин Лабаки с «Капернаумом».
Это – нео-неореализм из Ливана, сделанная ясной головой и чистыми руками история 12-летнего Заина, который хочет засудить родителей: чтобы они перестали плодить детей, обрекая их на нищету, побои, растление. История странной дружбы мальчишки с эфиопской нелегалкой; когда она исчезнет, Заин останется невольным воспитателем её годовалого увальня Йонаса.
Страстей в «Капернауме» не меньше, чем в индийском кино, однако и дух Достоевского ощутим; а густота и сочность кадра утверждают Лабаки в статусе кинохудожника.
В анкете же Le film français (увидел случайно в руках товарища-кинокритика; вообще, я против оценки фильмов в баллах; живым людям вы тройки и пятерки не ставите, а фильмы чем хуже?) лидирует «На войне» Стефана Бризе – непонятно только, люди проголосовали так, потому что им действительно интересно было это смотреть, или потому, что они сулят победу драме про забастовку, исходя из важности материала. «Социальная драма про забастовку» – звучит упоительно, но фильм – дрянь. Бризе – середняк-ремесленник без собственной картины мира, в его режиссёрском инструментарии только популистские ходы, а профессиональная математика исчерпывается таблицей умножения (да и та не доходит до девятью девять). «На войне» как бы радикально отказывается от всего лишнего: содержание фильма – только долгие-долгие планы (под заунывные гитарные риффы) рабочих волнений (закрывается фабрика в банльё, а поскольку в радиусе 50 км других рабочих мест нет, сотрудники, как могут, противятся сворачиванию производства). О жизни за воротами предприятия говорится в проброс (да и что это за жизнь; так, существование с единственной заботой – прокормить семью), в кадре же: тупиковые переговоры с местной дирекцией предприятия, противостояние с охраной, безуспешные попытки вывести на диалог высшее немецкое руководство, споры внутри профсоюза (часть рабочих готова принять немаленькую денежную компенсацию и обвиняет других, бескомпромиссных, в маниакальности).
Открывает фильм затертая цитата из Брехта, «Кто сражается, может проиграть. А кто не сражается, уже проиграл»; пошленько; но популизм всегда пошловат.
Лидера забастовщиков играет любимый актёр Бризе Венсан Линдон; роль в «Законе рынка» принесла ему три года назад каннский приз; теперь он повторяет то же самое, только с большей экзальтацией, играет гибрид человека с кипящим чайником, редко переходя с крика и хрипа на нормальный тон. В финале, потерпев полное фиаско, «чайник» поедет в ФРГ, к головному офису, и сожжет себя заживо. Тут неожиданно смешно: Бризе, до этого работавший с как бы живой, подрагивающей, но весьма профессиональной камерой, эту сцену снимает на мобильный телефон. Видимо, для пущей эффективности, но на деле выходит наоборот: не учитывает, что телефоны полнятся программами, создающими спецэффекты горения, взрывания и т.п.
Я мигом вспомнил, как пару лет назад здесь, в Канне, португальский коллега развлекал мувиком, в котором метеорит достоверно падала на голову Тьерри Фремо. Линдон полыхает примерно также.
Во второй половине фестиваля появились фильмы, зеркально рифмующиеся с показанными в начале. Робкий блаженный из «Счастливого Лазаря», водивший дружбу с тотемным животным – волком, оказался родственником счастливого раздолбая Сэма из линчеанского комедийного нуара Дэвида Роберта Митчелла «Под Серебряным озером» (Under the Silver Lake): Сэм идёт по следам мистического койота.
Герой неожиданно трогательного Эндрю Гарфилда живёт в городе ангелов и Голливуда под угрозой выселения за неуплату;
где-то шныряет убийца собак; молодёжь молится на поп-гуру – группу «Иисус и невесты Франкенштейна»; в телевизоре – breaking news о загадочной пропаже местного мультимиллионера, а в соседнем доме – секс-бомба Сара (Райли Кио), с которой Сэм едва успевает познакомиться, как девушка бесследно исчезает посреди ночи.
Митчелл, автор «Мифа об американской вечеринке» и «Оно» (It Follows), умеет рассказывать поверх сюжетов – о подростковом смятении, времени, стучащем в темя техно-ритмами вечеринок, и густом замесе поп-культуры и технологий.
«Под Серебряным озером» – инфантильный сюрреальный комикс, вызывающий раздражение у поклонников «взрослого» кино. Претендент на новый культ, перенасыщенный подробностями; его хорошо бы пересмотреть со стоп-кадрами (мечтаю выучить язык знаков, клирам пользовались американские бродяги), не один раз. Погружаясь в соблазнительную конспирологическую паранойю как в разогретый лос-анджелесским солнцем бассейн.
И у Митчелла, и в «Сжигании» (Burning) Ли Чан-дона поминают «Великого Гэтсби». Но новый фильм южнокорейского классика (снятый, что неожиданно, по рассказу Харуки Мураками), завораживающе плавный лирический триллер, полный недоговоренностей и блюзовой томности, рифмуется не с кислотными цветами американской вечеринки, а с тихим любовным треугольником «Лета».
