Венеция-2017: Просвещение и плоть


Вадим Рутковский
8 September 2017

Три шедевра в центре острова Лидо, Италия: кто достоин «Золотого Льва»

Не пытаясь угадать решение жюри – оно будет оглашено уже 9 сентября, на закрытии 74-го Венецианского кинофестиваля – рассказываем о самых сильных впечатлениях: Уайзман, МакДонах, Кешиш.

«Ex Libris: Нью-Йоркская публичная библиотека» (Ex Libris –The New York Public Library) Фредерика Уайзмана заочно казался самым маргинальным конкурсантом, приглашённым из уважения к заслугам 87-летнего режиссера.

Перспектива провести 197 минут внутри библиотеки внушала тихий ужас – и сочувствие к жюри с актрисой Аннетт Бенинг во главе.

Сюрприз: все три с лишним часа пролетают на одном дыхании; ну, разве что, совещания библиотечного руководства, на которых, в частности, определяется баланс между городскими инвестициями и частными пожертвованиями в годовой бюджет, могли бы быть чуть короче. Деятельность библиотеки превратилась в захватывающий фильм, потому что Уайзман снимает не про не некую безличную структуру, но про живой организм, бурно функционирующий благодаря конкретным людям – от участвующих в паблик-токах звезд, вроде Патти Смит, до стаффа и рядовых посетителей (и не важно, что кто-то забрел на концерт не ради современной академической музыки, а погреться). Вот кадр, которым пресс-служба предлагает иллюстрировать текст, совсем не отражает фильм.


На картинке библиотека соответствует всем стереотипам: тишина и почти больничный покой. У Уайзмана сонному полумраку читальных залов отведено всего несколько минут, вообще же, в библиотеке не уснёшь и не соскучишься: кладезь знаний, сотни активностей, интеллектуальный пульс страны.

Практически каждой лекцией, диалогом или драматическим выступлением, попавшим в объектив, можно заслушаться; да что там лекцией – простые читатели, «маглы» от искусства разбирают «Любовь во время чумы» Маркеса лучше литкритиков. NPL ещё и древо интеллектуальной жизни, разветвленная структура, филиалы которой (каждый – со своим форматом и спецификой) разбросаны по всему Нью-Йорку: так Ex Libris становится фильмом-туром по городу, культурам, социальным слоям и политической ситуации. Уайзман не случайно начинает картину с эпизода страстной лекции о важности рационального познания.

В Америке – это не новость, но всё равно удивительно – много тех, кто не верит в теорию Дарвина; лектор, заметьте, не спешит клеймить их мракобесами, но внятно доказывает, что сила – в правде, а не в слепой вере.

Эта, вроде бы, беспристрастная, лишенная авторских комментариев хроника исполинской библиотеки – хвала просвещению. Повестка одного из совещаний дирекции включает вопрос о помощи гражданам в выходе из «цифрового мрака». Уайзман говорит о выходе из мрака в глобальном масштабе. И мне кажется, что Аннетт Бенинг – не только актриса, но и общественный деятель (и жена одного из главных голливудских леваков Уоррена Битти) – не может не заметить этот фильм.

Конечно, док Уайзмана, при всем его стремительном, как горящий бикфордов шнур, монтаже и бойцовском духе, на любителя. Тогда как «Три биллборда на границе Эббинга, штат Миссури» (Three Billboards Outside Ebbing, Missouri) Мартина МакДонаха, где трагедия смешана с фарсом, грязь – с кровью, а криминал – с высоким гуманизмом, – потенциальный кассовый хит.


Милдред Хейз (героиня Фрэнсис Макдорманд, актрисы, вызывающей мгновенные и неслучайные ассоциации с «Фарго») работает в сувенирном магазине заштатного Эббинга, продавая редким туристам семидолларовых фаянсовых кроликов. На последние деньги (пришлось даже заложить трактор бывшего мужа, большого любителя распускать руки) Милдред арендует три рекламных щита – чтобы напомнить о страшной гибели своей дочери (семь месяцев назад неизвестные изнасиловали и заживо сожгли девочку-подростка) и задать вопрос бездействующей полиции. Своеобразный акт гражданского сопротивления будоражит городок сильнее любого преступления; населен же Эббинг людьми исключительно колоритными (уж не знаю, как насчет венецианских призов, но оскаровские номинации гарантированы и Макдорманд, и шерифу Вуди Харрельсону, и драчливому копу Сэму Рокуэллу), часто ужасными на лицо, но, как обычно бывает у МакДонаха, добрыми внутри.

Этот драматург и режиссер как мало кто способен на нелицемерную человечность – с черным юмором, упиваясь людскими особенностями во всех их диких проявлениях, не надеясь на лучшее, но твёрдо зная о его существовании.

МакДонах отличный рассказчик, и актёры, очевидно, его любят – но «Три биллборда», к счастью, не хорошо сыгранная пьеса, а выдающийся фильм; и финал, для меня ставший почти катарсическим, – образцовый пример именно кино, того, что надо видеть своими глазами.

Куратор Венеции Альберто Барбера – персонаж сложный, однако нельзя не признать его умения поддерживать высокую фестивальную температуру все 11 дней. К финалу он припас премьеру нового фильма Абдельлатифа Кешиша «Мектуб, моя любовь: Песнь первая» (Mektoub, My Love: Canto Uno). За высокопарным названием (мектуб или мактуб – исламское понятие, означающее «так предначертано», иначе говоря – судьба) и открывающей картину цитаты из Корана (о том, что Бог есть свет) – три с небольшим часа чистого гедонизма; секс и солнце, море и тверк.


Ослепительным летом 1994-го Амин, молодой фотограф, киноман и сценарист, рассылающий продюсерам love story человека и робота, покидает Париж и приезжает на каникулы в родной курортный городок на юге Франции. В первых кадрах он становится невольным свидетелем ураганного секса между кузеном Тони и подругой детства Офелией; Тони, как говорят, весь в отца, тот ещё кобель, Амин же смотрит слишком много кино (в частности, немой фильм Александра Довженко «Арсенал», с эпизодом атаки «весёлым газом» на Первой мировой) и с девушками ведёт себя как друг. Офелия предпочитает держать отношения с Тони в тайне, ее официальный жених Клеман – на одной из современных войн, то ли в Ираке, то ли в Югославии, однако сложно сдержать ревность, когда Тони приводит в компанию двух туристок, Шарлотту и Селин...


Сюжетные линии «Мектуба» напоминают о фильмах Эрика Ромера: девушки, парни, неожиданные перетасовки отношений.

Коренное отличие – в незаконченности историй Кешиша (и подзаголовок «Песнь первая» – как обманно обещавшая продолжение «Глава первая» в «Жизни Адель»), отсутствии строгой выверенности «моральных анекдотов» Ромера; ничего, на самом деле, не предначертано; всё течёт и изменяется, танцует и плавится на наших глазах. Другой близкий родственник «Мектуба» – «Ускользающая красота» Бертолуччи; это такое же сочное, пронизанное ренессансной витальностью и южным солнцем полотно. Кстати, французский городок Кешиш снимал в трех странах – Франции, Португалии и Испании, и это ещё и завуалированный пейзаж недавней Европы – уже мультикультурной (большинство героев, как и режиссер, выходцы из Туниса), но ещё бесконфликтной. Мирный характер фильма даже немного смущает: у меня, например, из головы не выходит арест Кирилла Серебренникова (в итальянском конкурсном мюзикле «Любовь и малавита» есть номер про обитателей «Гоморры» – «главной достопримечательности» Неаполя, мафиозного многоквартирного дома-монстра, где каждый второй жилец – дилер или грабитель – под домашним арестом; у нас под арестом оказался великий режиссер и команда проекта «Платформа», и абсурдность обвинений не смутила суд).

Несправедливость, произвол, растление, война – заботы других конкурсных фильмов, а тут Кешиш, с его подчеркнуто качественно (никакого любительского дрожания камеры) и реалистично (с долгими разговорными и будто бы импровизационными эпизодами) снятым «Мектубом», где никаких проблем, кроме лёгких любовных.

Но, вообще, конечно, не фильм, а сказка, ожившая мечта – и, кстати, про мечту: у дебютантки Офели Бау, сыгравшей свою роскошную тезку, она сбылась – отчаявшись сделать актерскую карьеру, девушка записалась на курсы детских медсестёр, но тут и прозвенел звонок на кастинг «Мектуба».

Не знаю только, в каком виде этот фильм доберётся до кинотеатров: дискотеки (о, эти волшебные дискотеки 1990-х!) – одна из важнейших локаций «Мектуба», но в финальных титрах нет ни одного музыкального кредита, из чего следует, что права на треки пока не очищены, а, значит, возможны изменения.

Хорошо бы, чтобы все безразмерные сцены остались на месте – удовольствие не должно подвергаться купюрам.