Театральные итоги-2016 не замахиваются на необъятное: здесь только столичные (Петербург тоже в счёт) спектакли малой формы – те, что предлагают доверительность, невозможную в самым интимных фильмах, и атмосферу, которую не зафиксировать видеозаписью. Это не рейтинг, спектакли расположены в алфавитном порядке.
1. Людмила ПЕТРУШЕВСКАЯ «АНДАНТЕ» Драмтанец без остановки
Постановщик – Фёдор ПАВЛОВ-АНДРЕЕВИЧ
Короткий динамичный спектакль, играющийся со скоростью горящего бикфордова шнура, prestissimo, никак не andante. По еще советской пьесе Петрушевской, тексту, знакомому Федору Павлову-Андреевичу, сыну Людмилы Стефановны, с детства (название, кстати, надо непременно произносить с «те», а не с «тэ», на конце). С многое объясняющим подзаголовком – драмтанец без остановки. Не заразиться его драйвом может разве что патологический флегматик.
И это именно режиссерская энергетика превращает вполне бытовую (при всей вербальной причудливости) драму о трех женщинах и одном мужчине в физический театр, магический цирк и произведение современного искусства, сделанное из крафтовой бумаги, диковинных костюмов и человеческих тел.
Три героини – это женщина средних лет Юля (Юлия Шимолина, которую Павлов-Андреевич увидел когда-то в спектакле театра «А.Р.Т.О.» «Ворон» и сразу сделал соучастницей своих последующих экспериментов – от «Танго-квадрата» до «Трёх штук молчания»), её молодая квартиросъёмщица Ау (Женя Борзых, еще одна постоянная актриса ФПА) и подруга Бульди (Дина Мирбоязова, также участница «Танго-квадрата»). Герой – (предположительно, бывший) муж Юли Май (Борис Пертцель).
Расклад действующих лиц предполагает смачную коммунальную трагикомедию про отношения и делёжку жилплощади и мужика.
Но Павлов-Андреевич отталкивается не столько от сюжета, сколько от фонетической эксцентрики текста (вот, пожалуйста, случайно выбранная цитата: «Деточка, везде есть свое, слезами залит мир безбрежный. Ты вот думаешь – пышная красотка, все высшего близа, клайкеры, бопсы, все твое, пока по улице идешь, глазами всю тебя оценят, не поймут, что к чему, но поймут, что им-то как до небес. А на самом деле все всего стоит») и творит чистую театральную поэзию. Вместо строчек на бумаге – сама бумага, гуттаперчевая пластика артистов и слова – будто живые существа, что вынырнули из шляпы Волшебника, которую Снорк неосторожно накрыл словарем.
2. Михаил БУЛГАКОВ «БЕГ»
Постановщик – Саша ТОЛСТОШЕВА при товарищеском участии Юрия ПОГРЕБНИЧКО
Революция, гражданская война, трагедия белой эмиграции и русской интеллигенции – великому режиссерскому дуэту Алова и Наумова для киноэкранизации понадобилось три часа, Юрию Бутусову, инсценировавшему пьесу Булгакова в Театре им. Вахтангова – четыре с одним антрактом.
Ученица Юрия Погребничко, актриса и режиссер Саша Толстошева уложилась в час двадцать – еще и с дополнениями в виде фрагментов «Театрального романа» и анекдота про Петьку с Василий Иванычем. И без малейшего ущерба для смысла и интонации трагического булгаковского эпоса.
Крошечная сцена La Stalla, где после пожара идут все спектакли «Около», не располагает к техническим новациям. Но и в этом аскетичнейшем пространстве Толстошева создает моменты чистой театральной магии – из самого «бедного» материала: вот Дмитрий Богдан разбрасывает полосатые матрасы – пустяк, да? На сцене же разливается Черное море, в котором плыли и тонули корабли с беглецами. Эти подержанные тюфяки – элементарная и всеобъемлющая метафора кочевой жизни и экзистенциальной бесприютности – и составляют почти весь реквизит «Бега». А еще есть играющий наравне с превосходными актерами красный занавес – потому что это и о театре тоже.
3. «ДВЕНАДЦАТЬ» Спектакль по поэме Александра БЛОКА
Александринский театр, Новая сцена
Постановщик – Антон ОКОНЕШНИКОВ
Еще одна пронзительная рефлексия молодых авторов на революционные темы – с изобретательным использованием видеопроекции. Зрители одной из самых продвинутых в техническом плане театральных площадок России – Новой сцены Александринского – вместе с актерами попадают в колодец экранов, на которых оживают блоковские ветер и снег.
Густая саунд-пелена окутывает со всех сторон – кинотеатральные системы Dolby отдыхают.
А разыгранный параллельно видеоряду текст поэмы предваряют, вроде бы, не имеющие никакого отношения к революционной фантасмагории реальные истории исполнителей: один вспоминает, как в порыве актерского куража сломал руку, другой – как почти чудом избежал армии, третий – о никогда не унывавшем дедушке, ухитрившемся превратить в шутку даже собственную смерть. В финале каждого монолога – мораль-мечта.
При чем тут «Винтовок черные ремни, кругом – огни, огни, огни...»? Связь неочевидная, но ощутимая: осознанно наивное сопоставление современных ребят (для которых «Двенадцать» – сбивчивая экзотика из школьной программы) с мифологическими ровесниками, державшими «революцьонный» шаг на тех же петербургско-петроградских улицах, настраивает на особую эмоциональную волну.
4. «ДО И ПОСЛЕ»
Театр Наций, Международный фестиваль-школа современного искусства TERRITORIЯ, Благотворительный фонд поддержки деятелей искусства «Артист», Мастерская Дмитрия Брусникина
Постановщик – Дмитрий БРУСНИКИН
«До и после» – продолжение социальной программы Театра Наций, документальный спектакль, сделанный по итогам продолжительных встреч совсем юных брусникинцев с артистами преклонного возраста (на странице проекта упомянуты все герои); по сути, вербатим, серия эскизов, в которых молодые играют стариков – ирают, кстати, с удовольствием, но без нажима, нежно.
Внятный, ясный, не обманчиво простой спектакль даёт пример, насколько оригинальным и глубоким может быть театр прямого высказывания.
Зрителей, собравшихся на первом этаже Нового пространства Театра Наций, студенты Дмитрия Брусникина (те, что участвуют в исполинской «Нации») встречают торжественным хором и нараспев предлагают одним остаться внизу и отведать пирог, другим – сразу подниматься наверх, но, главное, не торопиться. На месте будет понятно, почему. Художник Ксения Перетрухина застроила второй этаж деревянными домиками (внутри аскетичные интерьеры немного, но всегда отличаются друг от друга), на каждом – табличка с именами жильцов: надо позвонить в звонок, хозяева откроют дверь и пригласят на чай или просто посидеть и послушать – истории стариков, рассказанные студентами. Истории равно предсказуемые (воспоминания об общем далёком прекрасном времени во многом уравнивают тексты) и уникальные.
Получается московский хор, в котором отчетливо слышен одинокий голос человека.
В одном домике крутят документальный фильм Дениса Клеблеева с подлинными монологами героев, но туда по замыслу постановщика спектакля Дмитрия Брусникина (замыслу мне, честно говоря, не очень понятному) может войти только один зритель; я, собственно, и не рвался – не хватало еще и в театре кино смотреть (в конце концов, можно попросить у Дениса ссылку). Я вообще честно последовал совету не торопиться – и не прогадал.
Если торопиться, то есть, оперативно перебегать от двери к двери, можно за вечер побывать в гостях у шести артистов, а можно – зависать в созданном Перетрухиной удивительном пространстве, которое только домиками не исчерпывается. Центральную часть занимает стол, за которым в перерывах между походом в гости сидят и пьют чай, слушая, как «взрослые» дамы в черном – уже закончившие Школу-студию МХАТ актрисы Мастерской Брусникина Анастасия Великородная, Марина Васильева и Нина Гусева – читают фрагменты классических пьес, будто гадая на книжных страницах. Можно просто слоняться вокруг да около деревянных стен, наблюдать за незанятыми в данный момент артистами или медитировать, уносясь мыслями в любые дали – это очень уютный, подсвеченный теплым домашним светом мир.
Остановка вне времени, в сумеречной зоне на стыке театра и жизни, реальности и грезы, между текстом и жизнью, игрой и документом.
Хрупкое сочинение, это «До и после», не столько документальный театр, сколько редкий человеческий опыт.
5. Николай ГОГОЛЬ «ИГРОКИ» Дела давно минувших дней
«Школа драматического искусства», Тау-зал
Постановщик – Игорь ЯЦКО
«Игроки» – мужская пьеса. Олег Меньшиков, поставивший когда-то хитовый спектакль в Театральном товариществе 814, подчеркивал её брутальный характер исходящим реквизитом: водкой, которую в прологе предлагали зрителям (я, помню, не стал отказываться). Михаил Бычков в Воронежском Камерном подпустил к азартным гоголевским мошенникам чертовок в костюмах игральных карт – нет, без женщин жить нельзя на свете, нет.
Игорь Яцко придумал другой перевертыш, доверив все мужские роли роскошному ансамблю актрис «Школы драматического искусства».
Возможно, держа в голове строчку из гоголевского «Вия»: «У нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы». Так или иначе, вышла лихая, будто рок-бэндом разыгранная оперетта в прозе – не столько о тотальном плутовстве, сколько о частице черта в нас.
6. «ИДИОТОЛОГИЯ» Учение об идиотских основах души по роману Фёдора ДОСТОЕВСКОГО «Идиот»
Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ, Малая сцена
Постановщик – Клим КОЗИНСКИЙ
Филигранный режиссерский дебют ученика Бориса Юхананова с Павлом Кравцом в роли князя Мышкина и приглашенной звездой – артистом МХТ Денисом Бургазлиевым – в роли Рогожина. Точность инсценировки определяет и кропотливая работа с текстом (Козинский монтирует тщательно отобранные фрагменты и ловко жонглирует ими, в одной из сцен, например, доверяя огненной Елене Морозовой – в роли, понятное дело, Настасьи Филипповны – реплики всех фигурантов скандального эпизода с бросанием денег в камин), и меткая сценография (главного художника Электротеатра Анастасии Нефёдовой).
Первый акт – на зеленом газоне, второй – среди кровавых пятен: цвет работает лучше слов.
Козинский и ориентируется на графический роман; даже программки на радость коллекционерам предлагают четыре «идиотских» комикса. Но если этот спектакль – комикс, то самый многословный в истории: резкие визуальные штрихи, так подходящие «надрыву» Достоевского, уравновешены логоцентризмом. Достоевский обязывает.
7. «ИОЛАНТА» Opus По произведениям Петра ЧАЙКОВСКОГО, Альфреда ШНИТКЕ, Франсиса ПУЛЕНКА, Джакомо ПУЧЧИНИ
«Гоголь-центр», Малая сцена
Постановщики – Филипп АВДЕЕВ, Игорь БЫЧКОВ, Александр ГОРЧИЛИН
Эстетская постановка трех дебютировавших в режиссуре актеров «Гоголь-центра». Впрочем, без исполнительницы заглавной роли Светланы Мамрешевой – пусть она и не числится среди постановщиков спектакля – эта «Иоланта» была бы невозможна. Сформулировать про что это сложносочиненное (но совешенно воздушное и потому легкое для восприятия) действо непросто, да и не нужно.
Авторы отказываются от привычного нарративного театра, глупо вредить им однозначными трактовками.
Очень красивый – при всем по-студенчески аскетичном изобразительном решении – спектакль тревожно мерцает рябью телемониторов и погружает в насыщенную звуковую среду (Иоланта из оперы Чайковского, напомню, слепа и до встречи с заезжим рыцарем даже не догадывается о своем изъяне). Фрагменты последней оперы Петра Ильича – только часть партитуры: Иоланта здесь оборачивается то Мюзеттой из «Богемы» Пуччини, то одержимой бесами – под самый экзальтированный и жуткий фрагмент кантаты Шнитке о докторе Фаусте: «...лишь всюду в темных брызгах кровь, в белых налипших сгустках мозг...». Удачный дебют подвиг режиссеров на новые, уже индивидуальные режиссерские подвиги: Александр Горчилин снимает фильм «Кислота», Филипп Авдеев выпускает спектакль «Море деревьев».
8. Виктор НЕКРАСОВ «КИРА ГЕОРГИЕВНА» Откровенные разговоры
«Студия театрального искусства», Малая сцена
Постановщик – Сергей ЖЕНОВАЧ
Границы между зрительным залом и квартирой, где живет заглавная героиня повести Виктора Некрасова, нет. В интереьере, созданном художником Александром Боровским, можно рассмотреть разбросанные на прикроватном столике подлинные журналы рубежа 1950-60-х годов, из аутентичного радиоприемника доносятся бодрые советские песни. Сергей Женовач идет на максимальное приближение к героям «маленькой печальной повести» (если использовать название другого текста Некрасова) – женщине-скульптору (Мария Шашлова) и трем ее мужчинам: пожилому супругу-художнику (Сергей Качанов), бывшему мужу, возвращающемуся к жизни после сталинских лагерей (Дмитрий Липинский), и новому возлюбленному, электромонтеру-модели (Андрей Назимов).
Но интимность спектакля не вызывает ни малейшей неловкости: эта откровенность – честная, без рыночной эксплуатации, от выдающегося мастера психологического театра.
9. «МАГАДАН (КАБАРЕ)»
Постановщик – Юрий ПОГРЕБНИЧКО
Что это? Путешествие по волнам музыкальной и исторической памяти в сопровождении героев-чудаков, упоительный спектакль-концерт в фирменном стиле Юрия Погребничко (уже ставившего однажды «кабаре» – ностальгическое, «Русская тоска»)? Да, но не только.
Это грустное и смешное, пронизанное не тоской, но смешливой меланхолией высказывание о смысле жизни, ни больше, ни меньше; а прямым текстом вечный вопрос задает Лилия Загорская, чью героиня программка называет Конферансье.
Где искать ответ? В Магадане (а может, Караганде)? Эмалированном ведре? Мудром анекдоте о корабле и маяке? Имплицитном порядке квантового физика Дэвида Бома и психолингвистике Татьяны Черниговской (их цитирует самый необычный конфераньсе в мире)? Актерских метаморфозах («Бывший капитан» Дмитрия Богдана превращается в рыбу – ту, которой тыкали в харю Ваньке Жукову и ту, о которой говорила «Американская мечта» Кустурицы, и не важно, видели ли тот фильм Погребничко и его актеры)? Или шансонах Михаила Круга и Лучо Даллы? Ответа не будет. Погребничко, вообще-то не склонный к технологическим новациям, остроумно использует нехарактерную для «Около» видеопроекцию – на экран-пододеяльник. В одном из видеофрагментов появляется человек, ставший буддистским монахом, но и он не отважится сказать, как надо и в чем смысл.
И не надо – давайте просто слушать песни (бóльшую их часть исполняет дивный дуэт Натальи Рожковой и «человека с баяном» Николая Косенко). Репертуар концерта, кроме магаданской серии, включает обязательную для «Около» Tombe la neige Сальваторе Адамо, «Девушку с веслом» Гребенщикова и – что совсем неожиданно – «Звезду» Вячеслава Бутусова. Её, под гитарный аккомпанемент «людей с вершин» (Александр Орав и Алексей Сидоров), поет Мария Погребничко; высокий трагический пафос песни (еще и намертво связанной с «Войной» Алексея Балабанова) Погребничко Юрий гениально снимает потешным видео – такие собирают миллионы просмотров на ютьюб: современные магаданцы одолевают дорогу к дому по сугробам в человеческий рост. Экран из пододеяльника работает на ура!
А еще в «Магадане» есть потрясающая визуальная деталь: ветка сакуры в граненом стакане с портвейном. Лучшая иллюстрация к русскому дзену, исповедуемому Юрием Погребничко – независимо от того, ставит он Чехова, Володина, Дюма или песню «Прощайте, скалистые горы».
10. «ПО ДОРОГЕ В...» Русские сны по Фёдору ДОСТОЕВСКОМУ
Московский Театр юного зрителя, сцена «Игры во флигеле»
Постановщик – Кама ГИНКАС
Когда-то Кама Гинкас ставил «К.И. из «Преступления», «спин-офф» «Преступления и наказания», историю Катерины Ивановны Мармеладовой, носившую подзаголовок «Игры в белой комнате». Сегодня «белая комната» «переехала» в соседнее с МТЮЗом здание и стала самостоятельной сценой «Игры во флигеле». Здесь вышла своего рода вторая часть дилогии «По дороге в...», где на первый план вышел не столько Раскольников (отлично, кстати, вдумчиво и нервно сыгранный Эльдаром Калимулиным, принятым в труппу театра пару лет назад), сколько его тень (по определению Шкловского) – Аркадий Иванович Свидригайлов в абсолютно выдающемся исполнении Игоря Гордина.
Получился бескомпромиссный и обжигающий монолог (хотя если искать спектаклю определения, подойдет и черно-белый фарс с элементами гиньоля), самоубийственно безжалостная исповедь умного циника, саркастичные и бесстыдные шутовские поминки сладострастника по страстям, переставшим доставлять сладость.
«Всё кончено» – если использоваь название новейшего спектакля Гинкаса, премьера которого назначна на вторую половину января.
11. Павел ПРЯЖКО «ПОЛЕ»
Постановщик – Дмитрий ВОЛКОСТРЕЛОВ
Номинант грядущей «Золотой маски» – в секции «Эксперимент», будто специально придуманной для Дмитрия Волкострелова, всегда избегающего очевидных решений и наработанных приемов. Программка «Поля» напоминает оперное либретто: краткое содержание – все ремарки драматурга Павла Пряжко перемежаются почерпнутыми из Википедии расшифровками физико-математических понятий («энтропия», «флуктуация» и т.п.), что и запутывает, и облегчает трактовку. Пряжко наделяет современых героев мифологическими (в исчезнувшей советской империи с ее культом труда и подвига) профессиями – это комбайнеры и доярки, увлеченные таинственными полевыми работами, но при этом обедающие чипсами и колой: нормальный молодежный рацион. Волкострелов отталкивается от финальной ремарки пьесы «современной физике посвящается» и применяет к людям с их бытовыми заботами научные теории. Так первая часть «Поля» состоит из 22 сцен, идущих в порядке, определяемом случайным генератором чисел – соответсвенно, некоторые эпизоды могут проигрываться по несколько раз, и длится эта часть до тех пор, пока все 22 не будут показаны (отчего продолжительность спектакля непредсказуема).
Однако не пугайтесь: это очень живой спектакль, и человек в нём всё-таки важнее принципа неопределенности.
Просто Волкострелов сумел сказать не просто об Игоре, который хочет купить золотую «цепку», и, например, Марине, которая Игоря жутко любит, а об Игоре, Марине и других ребятах и девчатах, оказавшихся – не покидая своего родного поля – наедине с космической бесконечностью.
12. «СВОИМИ СЛОВАМИ. Н. ГОГОЛЬ «МЕРТВЫЕ ДУШИ» ИСТОРИЯ ПОДАРКА»
«Школа драматического искусства», Тау-зал
Постановщик – Дмитрий КРЫМОВ
Подробно – здесь.
13. Евгений КАЗАЧКОВ «СОВМЕСТНЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ»
Центр им. Вс. Мейерхольда, Чёрный зал
Постановщик – Виктория ПРИВАЛОВА
Подробно – здесь.
14. Александр ВАМПИЛОВ «ТОПОЛЯ» Спектакль-кинофильм
«Мастерская Петра Фоменко», Старая сцена
Постановщики – Юрий БУТОРИН, Владимир ТОПЦОВ, Сергей ОСИПЬЯН
«Я видел ее только раз. Может быть, потому я люблю ее всю жизнь. (...) Тогда я был беззаботный студент, сейчас мне сорок три». Это цитата из очень, очень короткого сентиментального рассказа Алексанлра Вампилова – весь текст умещается на программке, стилизованной под афишу советского кинофильма. В Сером зале Старой сцены «Мастерской Петра Фоменко» этот рассказ превратился в обаятельнейшую фантазию.
О том, что может случиться с взрослым состоявшимся мужчиной, который вдруг вышел из дома, когда во всех окнах погасли огни – в весеннюю ночь, навстречу воспоминаниям и сладким призракам свободы и юности.
Героя в двух временых пластах играют авторы спектакля, Владимир Топцов и Юрий Буторин. Третье имя в списке постановщиков – кинорежиссер Сергей Осипьян. Дело в том, что «Тополя» чертовски оригинально придуманы: часть действия стала кинофильмом, и сценическая реальность переплетается с экранной, вдохновленной весенним воздухом шестидесятнического кино.
15. Алла СОКОЛОВА «ФАНТАЗИИ ФАРЯТЬЕВА»
Электротеатр СТАНИСЛАВСКИЙ, Малая сцена
Постановщик – Евгений БЕДНЯКОВ
В этом месте у читателя есть право обвинить меня в протекционизме: довольно спорный спектакль я включаю в список самого важного за год из-за абсолютного восхищения всем проектом «Золотой осел», в рамках которого и родились эти «Фантазии». Родились из довольно смелого и нахального желания увидеть популярную советскую мелодраму о безответно влюбленном «некрасивом человеке неопределенного возраста» глазами Фрейда.
Сделать эротический триллер из интеллигентской истории о мягкотелом романтике в мире несчастных женщин.
Уже первый диалог героев (в знаменитой телеэкранизации Ильи Авербаха их играли Андрей Миронов и Марина Неелова, у дебютанта Евгения Беднякова – Дмитрий Чеботарев и Серафима Низовская) – «Александра! – А почему вы меня называете так торжественно? Зовите меня просто Шура. – Шура – это шипящее имя, а вам идет стройное, звенящее» – решен как садомазохистсткий допрос. Причем роли палача и жертвы не закреплены, мужчина и женщина, напоминающие дуэт из «Ночного портье», охотно меняются ими.
Карточные фокусы, мастерством в которых бахвалился Фарятьев, в спектакле становятся эвфемизмом рукоблудия.
Логично; чем же еще заниматься влюбленному без взаимности? Впрочем, сентиментальная нота (кстати, озвучен спектакль изощренным электронным саундом Anneya & Inversia в живом исполнении прекрасной половины этого дуэта – арфистки Анны Пашинской) в финале все-таки побеждает эротический морок. Что, может быть, и не плюс, но никак не отменяет азартной провокационности и изобретательности постановки.
16. «ЧАПАЕВ И ПУСТОТА» По роману Виктора ПЕЛЕВИНА
Постановщик – Максим ДИДЕНКО
Второй (не считая студенческого спектакля «Второе видение», где Диденко и Юрий Квятковский были режиссёрами-педагогами) после «Конармии» совместный проект Максима Диденко и Мастерской Дмитрия Брусникина – редкий для лапидарной «Практики» спектакль, продолжительность которого переваливает за три часа. И, кажется, никогда этот склонный к изобразительной аскезе подвальный зал не претерпевал таких разительных сценографических метаморфоз. Да и каждый из трех актов «Чапаева» – практически самостоятельный спектакль с собственным названием. Первый, «Сад расходящихся Петек» – оглушительное глэм-рок-шоу (с короткими интермедиями, где в роли пелевинского доктора Тимура Тимуровича, наставляющего сходящий с ума молодняк, появляется Дмитрий Брусникин – или Николай Чиндяйкин). Второй, «Черный бублик» – компиляция медитации и галлюцинаций из восьмой главы романа, где бандит Володин с подельниками ест у костра грибы и рассуждает о вечном кайфе. Третий, «Условная Река Абсолютной Любви» – лишенная диалогов пластическая композиция с русской народной песней «Ой, то не вечер, то не вечер», плавно перерастающей в нечто совсем другое (и слезливое междометие «Ой» становится мантрой «Ом»), и визуальным эхом русского авангарда (с этими мотивами Диденко эффектно и небуквально работал в «Хармсе. Мыр» и «Земле»).
От оригинального текста осталось самое необходимое: стихи о силе ночи, силе дня, мутировавшие в исступленный зонг, терка о внутренних адвокатах и прокурорах, ом и Бог – в виде выдуманной Пелевиным иконы Давида Бурлюка.
(«Но здесь есть одна маленькая деталь, которая делает эту икону действительно гениальной, которая ставит ее – я не боюсь этих слов – выше «Троицы» Рублева. (...) Я, конечно, имею в виду полоски пустоты, оставшиеся от трафарета. Их не составило бы труда закрасить, но тогда эта работа не была бы тем, чем она является сейчас. Именно так. Человек начинает глядеть на это слово, от видимости смысла переходит к видимой форме и вдруг замечает пустоты, которые не заполнены ничем, – и там-то, в этом нигде, единственно и можно встретить то, на что тщатся указать эти огромные уродливые буквы, потому что слово «Бог» указывает на то, на что указать нельзя»).
У Пелевина то ли мистические поиски рядятся в одежды забористой колонки для глянцевого журнала и гримируются стёбом, то ли наоборот – весь психоделический гон не более, чем декор для опусов борзописца.
Спектакль выбирает первую трактовку: это вполне себе серьезная, хоть и не чурающаяся ярмарочных красок, рефлексия на духовную тему; если хотите, популярное богоискательство. Диденко – машина, за год, с декабрьской премьеры «Идиота» в Театре Наций, выпустил «Программу совместных переживаний» в новосибирском «Старом доме» и два размашистых спектакля в Москве – «Пастернака» в «Гоголь-центре» и «антрепризного» «Чёрного русского». Последний – насколько ослепительный, настолько и малоосмысленный опус, что заставляло опасаться и насчет «Чапаева». Напрасно.
Тут вообще всё идеально срослось – камерный формат «Практики», располагающей однако к глобальным темам и стадионному драйву, абсолютное взаимопонимание с «брусниками», эклектичная внешняя форма и сильнейшее внутреннее напряжение.