В ретро про убийцу проституток, бесчинствующего в злачном смрадном Гамбурге 1970-х, больше задора, чем во всем «молодом», экспериментальном кино из программы «Форум».
Такие эксперименты пора бы прекратить
В одном из фильмов DAU правый экстремист Марцинкевич заявляет: «У человека не должно быть свободы деградировать»; ну фашик, что возьмёшь. Берлин – империя либерализма; тут и человеку, и фестивалю доступны любые свободы. В том числе, деградировать – как программа «Форум», в заставке которой до сих пор остаётся словосочетание «молодое кино», хотя приглашают сюда и пожилых режиссёров. В первый день, например, показали «Португалку» (A portuguesa) Риты Азеведу Гомеш, экранизацию новеллы Роберта Музиля про чужестранку с окраины Европы, вышедшую замуж за итальянского герцога, который любил только воевать. Артисты в костюмах, стилизованных под средние века, томятся, принимая статуарные позы; блаженная приживалка в исполнении Ингрид Кавен поёт – эти музыкальные паузы помогают пережить два часа красивой бесполезности; красота, впрочем, подпорчена телевизионной четкостью цифрового изображения. Новаторства в этом возрастном эстетстве ноль, хотя Гомеш, конечно, стены помогают – мшистые, в чарующей подплесневелости; печать благородного упадка и сладкий запах тлена – старая Европа, неистребимая муза чувствительных кинематографистов.
Про большинство других фильмов «Форума» вовсе не хочется говорить; тем более, ни в прокате, ни на, господи_прости, «Нетфликсе», ни на, чур_меня_чур, торрентах они не появятся (а если авторы вдруг разместят их в свободном доступе на YouTube, соберут просмотров 120). Экспериментальность в них сводится к игре с разными форматами кадра (в румынских «Монстрах» аж четыре разных соотношения сторон) и с технологиями съёмки: 16-мм плёнка в британской «Наживке» (The Bait), аналоговое видео в американских «Плагиаторах» (The Plagiarists), 35 мм – в американском «So Pretty». Истории (если есть) – скомканные; идеи (если есть) – мелкие; аморфных видеоэссе – пруд пруди; в каждом втором фильме – километры текста. По отдельности эти школярские (даже если режиссеры пенсионного возраста) игры в песочнице вряд ли бы вызвали у меня раздражение; занятные моменты можно отыскать где угодно. Вот уж на что изматывающий опус «Открытая роза» (Une rose ouverte) смастерил влюблённый в Розу Люксембург ливанец Гассан Салхаб, и то есть просветление – когда вдруг побежали по экрану английские строчки, в которых я мгновенно узнал поэму Блока «Двенадцать». Но если смотришь подряд дюжину таких, профанирующих новаторство кинозарисовок, все добрые чувства атрофируются.
Горчилин в хорошей компании
Другая секция Берлинале «Панорама» в этом году выглядит бодрячком; нашу «Кислоту» окружают живые, классно сделанные фильмы; без претензии на новое слово в искусстве, однако же вполне новые и свежие.
Австралийская «Плавучесть» (Buoyancy) Рода Ратьена – остросюжетнейшая драма про камбоджийского паренька, угодившего в рабы к тайским гангстерам-рыболовам. Но не сломленного, а, напротив, одержавшего победу над рабовладельцами, обстоятельствами и собственными демонами. Кино про безысходность «Панорама» не жалует.
«Джессика навсегда» (Jessica Forever) французского дуэта Каролин Погги и Джонатана Винеля – странная (в смысле, weird) фантастика; про будущее, где врагами государства стали юноши-сироты, объединённые в военизированный отряд магической женщиной Джессикой. О новом странном французском кино можно уже диссертацию писать (см. «Отель «Окциденталь», «Постоянный зелёный свет», «Зверей-блондинов»); и важное место в ней займёт глава об этом поэтичном сюрреалистическом фильме, где тени дадаистов и Кокто гоняют в компьютерном шутере.
Акин лучше всех
Конкурсные фильмы пока не комментирую, скажу только, что из них складывается впечатляющая портретная галерея. Девочка с клиническим расстройством психики, которое авторы неловко пытаются свалить на социум, – героиня немецкой драмы «System Crasher». Македонская безработная с дипломом историка из трагикомедии «Бог есть, его зовут Петуния». Но никто не сравнится с пролетарием Францем Хонкой из «Золотой перчатки» (Der Goldene Handschuh) Фатиха Акина; это обыкновенное чудовище с деформированным угреватым лицом, импотент, алкаш и серийный убийца – среди величайших киномонстров (а Йонас Дасслер – актёр-открытие фестиваля).
«Золотая перчатка» – бар в злачном гамбургском районе Сан Паули; за его заблеванными столами бывшие эсэсовцы сидят рядом с бывшими узниками концлагерей. Вообще, все здесь – бывшие; спившийся сброд, который весело живёт. Правда, Франца с его вечно перекошенной рожей весельчаком не назовёшь. Даже самые старые и уродливые шлюхи в «Перчатке» отказываются от его дармовой выпивки. И правильно делают; те, что согласились, отделались в лучшем случае выбитыми зубами. Те, которым не повезло, остались разрубленными на куски. С преподробной сцены первого убийства – в 1970-м – Акин начинает фильм, только на первый взгляд совсем для него нетипичный: такое – и от автора «Душевной кухни»?..
Зачем ему понадобилась грязная реконструкция жизни и злодейств Хонки? Да ещё с помощью долгих, непрерывных планов, делающих экранное насилие жутко достоверным (когда Хонка стал превращать в кровавую кашу голову одной из своих жертв, впечатлительные немцы буквально бегом кинулись из зала).
Вот намек на социальный подтекст образа: даже бывалые, пахнущие мочой шлюхи морщат носы, едва переступив порог чердачной квартирки: что за вонь? А Франц, как положено гнусному обывателю, говорит, мол, греки, живущие этажом ниже, виноваты, всё их чесночная кухня, никакого житья от понаехавших. (Вонь же, как вы понимаете, от расчленённых трупов, которые Хонка хранит за стеной).
Вот обманный ход, обещающий вывернутый наизнанку сюжет фассбиндеровского «Страх съедает душу»: когда у Хонки намечается что-то с подзаборной Гердой, у которой, вроде, ещё и дочь на выданье. Нет, продолжения не будет; «Золотая перчатка» – коллекция эпизодов, позволяющих себе роскошь остаться незаконченными.
И социальные штрихи у Акина – именно штрихи; фигурирующая в официальной аннотации «изнанка экономического чуда» – жуткая банальность. Где Акин, которого мы любим, в этой оргии патологической физиологии и натурализма? Так вот же он. Фактура, среда – другие, но витальность и драйв – фирменные, акинские.
Это не хоррор, а «Вакханалия» Рубенса, озвученная эстрадой 1970-х.
Выходя из зала, насвистываешь мелодию – кто бы предположил такой парадоксальный эффект от фильма, где льются кровь и рвота. Tandaradei, как поёт в другом упомянутом здесь фильме Ингрид Кавен. Полный tandaradei!
