Новый куратор Лили Энстен выбрала для старта «женское» кино – режиссерский дебют продюсера Гиневры Эльканн, работавшей ассистенткой Бертолуччи на «Осажденных».
Понять, чему научилась Эльканн у Бертолуччи (а потом ещё и в Лондонской киношколе, где сняла короткометражку «Я иду на мессу» – про то, как трудно эмансипированной британке с женихом-итальянцем из католической семьи) невозможно. «Возможно» (Magari; англоязычный аналог – произнесённое скороговоркой «F'Only») – негромкая мелодрама, на которой очень хорошо поработали художники и художники по костюмам. Воссоздали конец 1980-х (когда Мастроянни ещё жив и привлекателен для продюсеров), моментально опознаваемый по причёскам, свитерам, дутым курткам и сапогам; не пришлось даже тратиться на саундтрек.
Ещё отлично справились специалисты по кастингу, приласкавшие исключительно востребованных актёров на роли взрослых и нашедшие трёх отличных детей на роли детей.
Их тут трое – младшей, Альме, 10, среднему, Жану, 12, старшему, Себастьену, только что исполнилось 14, но вымахал уже на все 17; они живут с матерью (Селин Салетт) и отчимом в Париже. В пору жизни с их отцом, не шибко удачливым итальянским режиссёром (Риккардо Скамарсио), мать и себя мнила художницей, теперь же, выйдя замуж за доктора Павла, приняла православие, научила детей преклонять колени перед образами и читать «Отче наш»; следующий шаг – отъезд в Канаду, что равняется «за тридевять земель». Последние рождественские каникулы дети проводят в римской субурбии, с отцом и его новой подругой, сценаристкой Бенедеттой (Альба Рорвахер). Всё это, в общем, симпатично, и выбор более-менее «народного» кино для старта фестиваля можно понять, если бы сюжет не елозил по замкнутому кругу, когда всё про героев понятно с первой минуты – и ничего в отношении к ним не изменится к минуте последней.
Сценарий – как старая заезженная пластинка; с предсказуемыми драматургическими допингами: страдающий диабетом Жан (в анамнезе, как минимум, одна кома, во время которой, думает Жан, его могли превратить в киборга) совершит роковой прыжок. Себ, подслушав неприятные слова отца («Я в этом возрасте смотрел «Последнее танго в Париже», а для него Дева Мария – как для меня Мария Шнайдер»), садится за руль и случайно сбивает домашнего пса. Разве что для Альмы придумала кое-что поинтереснее: старший брат вынужденно написал в стакан – совмещённый санузел был занят Бенедеттой, Альма же воспользовалась случаем и совершила жертвоприношение –
отхлебнула мочу во имя воссоединения родителей.
Не уверен в стопроцентной автобиографичности, но, очевидно, Эльканн снимает про времена своего детства; личная интонация – самая твёрдая в искусстве валюта.
Но формально фильмом открытия стала показанная перед «Возможно» старая, 1982-го года короткометражка Годара «Письмо Фредди Бюашу» (Lettre à Freddy Buache) – в память о киноведе Бюаше, много лет возглавлявшем швейцарскую Синематеку. Бюаш умер в завидные 94 года в мае 2019-го – не почтить его память Локарно (которым Бюаш руководил несколько лет на исходе 1960-х) не мог. Фильм Годара доступен онлайн, например, здесь; посмотрите, не откладывая, всего 10 минут – но каких! Заочный диалог с Бюашем, который ведет Годар, превращается в посвящение Лозанне и ее жителям, течению времени, отношению искусства и природы, наконец, имманентному бунтарству кинематографиста: Годар вспоминает, как его и Бюаша арестовывали полицейские, не способные понять, что ради нужного света в кадре можно нарушить правила.
Первым в конкурсе – тоже фильм женщины-режиссера, «Лихорадка» (A Febre) бразильянки Майи Да-Рин, оказавшаяся фильмом, который будто перемещается с фестиваля на фестиваль;
говорит о чём-то важном – и ни о чём конкретном.
Сплетает этнические и сказочные мотивы (индеец-вдовец, покинувший родную деревню ради работы сторожем в порту, рассказывает внуку легенду об обезьянах), морочит ложной тайной (в округе бесчинствует некий зверь, которого, скорее всего, выдумали то ли журналюги, то ли суеверные обыватели), наслаивает неясность на неясность (у главного героя перманентная лихорадка, 38 с половиной; впрочем, терпит он без жалоб, и если бы дочь-медсестра не заставила пойти к врачу, не было бы у фильма названия), усыпляет супермедленным ритмом.
Что-то похожее – про опасность отрыва от корней и традиций – снимал Шукшин;
и в таком контексте воспринимать «Лихорадку» забавно. Но это, вы понимаете, я сам себя развлекаю. Нет, нормальный фильм, мог бы встретиться где угодно; тревожно только то, что Лили Энстен поставила его на начало фестиваля. В первые дни обычно стараются хоть чем-то удивить.
