1985 год. Ледокол «Михаил Громов» бороздит Антарктику. Молодой капитан Андрей Петров (Пётр Фёдоров) властью не злоупотребляет, отношения с командой строит горизонтальные, на доверии, из-за чего матерый морской волк Банник (Виталий Хаев) добродушно ворчит: «Если капитан на судне такелажем занимается, это шо значит? Шо дистанции не имеется!». А старпом Еремеев (Алексей Барабаш), скользкий тип, стукач и карьерист (гадкий во всём, включая обращение с расческой), раздражается. Когда на пути «Громова» ледяной горою айсберг из тумана вырастает, за бортом оказываются матрос и морской пёс; Петров, на свой страх и риск, выбирает «человеческий фактор» – и негодяй Еремеев споро докладывает начальству: «принял решение, подвергшее опасности всё судно». Начальство в детали не вдаётся, отстраняет Петрова от службы и командирует ему на смену нового капитана – Валентина Севченко (Сергей Пускепалис), человека совсем другой, «старой» формации. Этот – адепт пресловутой «дистанции» и беспрекословного подчинения, тиран, «сапог», действующий строго по инструкциям руководства. А руководство ни умом, ни сообразительностью, ни хотя бы профессионализмом не отличается, и «Михаил Громов», пустившийся в вынужденный дрейф, оказывается заложником льдов...
«Ледокол», основанный на реальном случае с судном «Михаил Сомов», дрейфовавшим 133 дня, развивает жанр национального фильма катастроф – сравнений с весенним «Экипажем» не избежать. По мне, так все – в пользу «Ледокола».
Вообще, это почти чудо, когда после показа большого российского фильма, хочется не сбежать по-тихому, а пожать режиссеру руку.
В «Ледоколе», безусловно, есть драматургический каркас, построенный по стандартным правилам (включая обязательных женщин на берегу – капитанских жён играют Ольга Филимонова и Анна Михалкова), но чудо и в том, как этот типовой сценарный скелет обрастает плотью; как место шаблонов занимают настоящие люди. Один из неантропоморфных героев фильма – кубик Рубика, культовая игрушка 1980-х годов, которой увлекается персонаж Игоря Хрипунова, рулевой Тихонов (и которую суровый «сапог» Севченко в гневе выбрасывает за борт). «В «Науке и жизнь»,– говорит Тихонов, – схему печатали, как собирать. Я еще хотел с собой взять. А потом решил, что нечестно будет. Самому надо». Так и Хомерики – действует по-честному, против схем, рассказывая не о фантомах из учебника по сценарному мастерству, а о живых, узнаваемых людях – которые на разрыв аорты поют цоевское «Время есть...» и сочиняют нелепые и трогательные стихи (как герой Александра Паля, доставляющий Севченко на борт летчик, фантазер и поэт Кукушкин – «Любовь не для меня, война моя стихия»), хранят в каютах чертиков из капельниц (как влюбленый в море больше, чем в жизнь, доктор Акулов – герой Дмитрия Поднозова), не без цинизма хохмят насчет своего незапланированного заточения в ледяной тюрьме («чем больше суток – тем больше шмуток»).
Фильм не то, чтобы чурается пафоса, положенного приключенческому блокбастеру по уставу, но делает любую неизбежную в избранном жанре патетическую интонацию естественной. Вдыхает в неё жизнь – как и во всё, чего касается камера. Тут даже айсберг, прозванный моряками Семён Семёнычем (ибо «напал» на судно в момент коллективного просмотра «Бриллиантовой руки») – живой; и повторное, едва не ставшее фатальным столкновение с ним вполне могло быть спровоцировано тем, что бросили монстру кубик Рубика – да не дав наиграться вволю, отобрали. В отличие от большинства крупнобюдженых российских проектов, «Ледокол» не эксплуатирует патриотизм: это хрупкое (при всей размашистости), человечное кино. В нём и плохих-то практически нет, разве что кагебешник Сафонов (Дмитрий Муляр), пытающийся перенести с начальства на опального капитана Петрова вину за происшедшее, тот еще гад – но, кто знает, какой он за кадром?
Умница Хомерики верит, что человек по природе добр, и каждому герою (включая подленького старпома) даёт шанс это подтвердить.
В каком-то смысле альтер эго режиссера – застудивший связки после спасения собаки Дюшеса матрос Виталя (Александр Яценко): мудро (пусть и вынужденно) молчит, не расстается с флягой и радостно улыбается. Да, важно, что «Ледокол» – ансамблевый фильм, и герой суперзвезды Фёдорова – центральный, но не единственный главный; второстепенных (как и плохих) людей здесь нет.
«Ледоколу» не избежать и сравнений с «Дуэлянтом»: близкие даты проката, схожие амбиции и актерский состав (Фёдоров, Яценко, Хрипунов играют в обоих фильмах). Не собираюсь сейчас сталкивать картины лбами, скажу безотносительно оценки в категориях «хороший/плохой», пользуясь более-менее объективными критериями: если «Дуэлянт» – чёрный, то «Ледокол» – ослепительно белый; один – про то, что жизнь – боль, другой – про то, что жизнь – это радость.
В одном из эпизодов Хомерики проговаривает главное – о чём и зачем и этот «Ледокол», и все его предыдущие, маленькие, выходившие только в ограниченный «артхаусный» прокат драмы «977», «Сказка про темноту», «Сердца бумеранг»; и делает это тонко, с юмором, парадоксально передавая слово, казалось бы, совсем неподходящему для трансляции авторских манифестов персонажу – роковой соблазнительнице Анне Сергеевне из гайдаевского шедевра. Я имею в виду эпизод, в котором айсберг нарушает сто десятый (на рейс дают только одну новую кинокопию) просмотр «Бриллиантовой руки». За несколько секунд до столкновения, когда экипажу станет уже не до кино и не до смеха, героиня Светланы Светличной успеет, приложив руку недотепы Горбункова к своей прекрасной груди, произнести коронную: «Послушайте, как бьётся сердце! Стучит?!»
Послушайте, как бьются сердца. Посмотрите, как отступает лёд.