О фильме «Однажды... в Голливуде» Квентин Тарантино просил не трепаться, чтобы обычные зрители смотрели, не зная про сюжетные повороты, так же, как гости каннской премьеры. Мне легко выполнить просьбу Квентина: если и увижу фильм, то только в последний день, на повторе. В день премьеры вокруг «Голливуда» (которому дали всего два официальных показа и два – пресс, в не самом большом и просто маленьком залах) разыгралась шизофрения; очереди стали организовываться за 4(!) часа до начала; я в такие игры не играю даже ради возможности смотреть кино с 35-миллиметровой пленки; да это уже не игра, а болезнь; не Брэд, но бред.
После показанного вне конкурса документального фильма Патрисио Гузмана, чилийца, эмигрировавшего из родной страны после прихода к власти пиночетовской хунты и живущего теперь в Париже, подумал про такой парадокс: фильмы о свободе пропагандирует фестиваль с абсолютно фашистской организацией. Уйма абсурдных ограничений, никакой прозрачности в их установке, ну а такой человеческой сегрегации по цвету (бейджей) не знали даже в ЮАР времён апартеида. Заметьте, никто не протестует, а многие готовы ради «повышения» цвета аккредитации на унижения. Недовольные же всегда могут утешиться халявным алкоголем на террасе журналистов. Фестиваль – общество в миниатюре; что же удивляться, если и глобально всё устроено не очень. И Гузман, компилирующий хронику уличных протестов, отснятую его другом, маниакальным хроникёром истории Чили, и собственное путешествие по местам молодости, очень грустный: все достижения Пиночета – неолиберализм в экономике и Конституция 1980 года – никуда не делись, Чили прошлого – любимой свободной страны – давно нет. Название фильма – «Кордильера снов» (La Cordillère des Songes).
Ещё один парадокс: фестиваль, где во главе угла – авторская индивидуальность, обслуживают люди-роботы. На всех уровнях, во всех службах трудятся люди, у которых, похоже, вместо мозга – одна простая программа. На экране – одно, а в реальности каннская модель общества функционирует так, как никакой антиутопии не снилось.
На весь организационный абсурд и дискомфорт можно было бы и не обратить особого внимания, если бы в программе были сильные фильмы; но с этим не задалось.
«Портрет девушки в огне» (Portrait de la Jeune Fille en Feu) Селин Шьямма – слияние «двух лун», разума и чувства: холодноватый, детализированный репортаж о рождении эротического влечения из процесса рисования. Собственно, почти ничего, кроме живописи и томления в фильме и нет: условное прошлое (не раньше второй половины XVIII века), молодая строптивица Элоиза (Адель Энель) отказывается позировать для парадного портрета, мать (Валерия Голино) приглашает начинающую художницу (Ноэми Мерлан) инкогнито, представив её дочери как компаньонку для прогулок; когда секрет открывается, Элоиза соглашается позировать добровольно. Мазок за мазком, прогулка за прогулкой по крутым скалистым берегам – и девушки влюбляются друг в друга.
Понимаю Шьямма, чей фильм – абсолютное любование актрисой, взгляд глубоко влюблённого человека: на Адель Энель можно смотреть бесконечно. Не понимаю, как можно сегодня использовать музыкальной кодой «Времена года» Вивальди: разумеется, во времена «Девушки в огне» эта музыка пробирала до печёнок, но теперь-то безнадёжно ассоциируется с рекламой – шин, машин и прочего потребительства.
Бесконечной рекламой йогурта (в которую время от времени вторгаются свастики на рукавах и хроника с Гитлером) выглядят альпийские панорамы в «Тайной жизни» (A Hidden Life), бесконечно затянутом эпике Терренса Малика об австрийском пацифисте (немецкий актёр Август Диль), попавшем в жернова Второй мировой.
Про Малика надо бы подробнее, хотя бы из уважения к прошлым заслугам режиссера. Но не могу всерьёз относиться к фильму, где уже на третьей минуте из 173-х открыточные крестьяне сажают картофель, ласково приговаривая «Potato, potato»; востребованные немецкие артисты с хорошими агентами в энный раз отрабатывают типажи, а велеречивость стиля сводится к банальному абстрактному гуманизму.
Совсем несовершенна, но любопытна «Фрэнки» (Frankie), фильм американца Айры Сакса, снятый в живописной португальской Синтре с Изабель Юппер в роли великой актрисы на отдыхе.
Сакс снял собственную версию «Чайки» Чехова, где Аркадина смертельно больна, Треплев (Жереми Ренье) не думает ни о каких новых формах, только о незадавшейся личной жизни. Вместо колдовского озера – сады и парки туристического города, а вместо ста пудов любви – суета и трёп кинематографистов.
Классовые отношения – в базисе чёрной комедии корейца Бон Чжун Хо «Паразиты» (Parasite), где семья безработных обманом проникает в жизнь и дом богатой семьи. Не самый оригинальный фильм мастера, но повод провести лишние аналогии с устройством фестиваля. И рассказчик из Бона лучше, чем из большинства его конкурентов по конкурсу.
