Самая причудливая комедия Москвы родилась из воспоминаний о хрестоматийном рассказе Тургенева и превратилась в великий театральный роман.
Собака спрятана под сцену – её можно спокойно разглядеть, пока не началось действие (потом помешают головы зрителей, да и на сцену смотреть будет куда интереснее, чем под неё): муляж охотничьего пса, будто застывшего в поиске; Сеня, дичь! Нет, вряд ли Сеня, вряд ли Жужа (тут не сказки рассказывают, а спектакль играют), точно не Мопси, Тестер и Тиллер (так звали гончих Джорджа Вашингтона, а Америка тут совершенно не при чём).
Скорее, Обругай, Скосырь или Северга (это ноздрёвские, из «Мертвых душ», но поэтика Гоголя близка Крымову, уже пересказывавшему его «Своими словами»); может быть, Руслан (только не «Верный», лагерный, из повести Владимова, а в честь ирландского сеттера отца Пушкина), но, опять же, не Муму. Да и называется спектакль не «Муму», а «Му-Му» – как сеть ресторанов быстрого русского питания и фильм Юрия Грымова (1998), сделавший акцент (чур нас, чур) на эротическом влечении барыни к дворнику Герасиму. За названия Крымову уже доставалось (вспомним «Безприданницу»), так что терять нечего.
В углу сцены уже сидит ряжий детина, ест что-то принесённое с собой (наверняка, миновал кордоны суровой охраны Театра Наций какими-то тайными тропами) – это Герасим (Константин Муханов в очередь с Дмитрием Журавлевым), только не дворник, а монтировщик, чёрная косточка театра (и хрустит куриными косточками), гигант с накладной механической даже не рукой, а лапой. Таких не берут в главные герои – и здесь протагонист другой: тонкий, ломкий, благородный, в программке значится как Охотник, но на самом деле – Артист (как фонд, где соучредителем Евгений Миронов); и играет его приглашенная звезда – актер «Студии театрального искусства» Алексей Вертков, с ролями Венички и Воланда в послужном списке.
Может остаться собой, Лёшей Вертковым, может превратиться в Режиссера-демиурга, по воле которого колобродит и меняется всё сценическое пространство (а немую роль Помощника режиссера здесь тоже играет вполне себе звезда – Инна Сухорецкая; отдельное ура Крымову за то, что воспел эту неблагодарную, невидимую зрителю и незаменимую должность – ведь если отец спектакля – режиссер, то матерями,как правило, становятся хрупкие помрежи). Может стать тургеневским Охотником, а может и самим Тургеневым, к которому вдруг из самого Парижа (куда пешком дошагивала собачка Жужа из «Волшебного кольца») явится возлюбленная Полина Виардо (Елизавета Юрьева).
Но главная женская героиня здесь другая: блажная племянница Артиста-Режиссера-Охотника, девочка, грезящая театром так, что, оказавшись на сцене, способна описаться от радости (постоянная му-муза Крымова Мария Смольникова, богиня лицедейства, которой даже брежневские брови из «Поздней любви» впору).
Вместо линейного сюжета – стремительный поток волшебных театральных превращений (оттого, что Охотник-Актер-Режиссер объясняет их старомодность скупостью бюджета, костер посреди сцены или звездное небо над ней не становятся менее волшебными; сценографияю и костюмы придумала Валентина Останькович, ученица Крымова, чьи работы прошли проверку уже и музейными залами). Череда комических (или трагикомических – на Руси всё рука об руку) гэгов. Обойма потешных дуракавалятельных диалогов (Му-Му же еще совсем маленькая, с речью, не правленной логопедом, наивная, по-детски беззастенчивая и делает миллион открытий – например, про то, что женщина из «Золотой Маски» и женщина из Театра Наций – это одна женщина. В смысле, директор фестиваля и театра Мария Ревякина).
«Му-Му», конечно, не первая из залихватских крымовских фантазий о Руси и театре, классике и современности, сакральном и профанном. Но, возможно, из-за того, что поставлен спектакль в неожиданном пространстве – в Театре Наций, оплоте респектабельности, антониме камерной Школы драматического искусства – выглядит это вдохновенное хулиганство невероятно свежо. Да и просто невероятно.