Помните песню из «Приключений Электроника» – «В целом мире лишь одна я вот такая заводная, обезьяна заводная лишь только я одна»? Та игрушка преувеличила свою уникальность, а вот смертоносное создание – опасно называть его игрушкой – из свежего американского ужастика точно не имеет аналогов.
Потому что стоит повернуть ключик, как мохнатые лапки с барабанными палочками приходят в движение, выбивают дробь и на последнем ударе кто-нибудь непременно умирает. Всегда редкой, экзотической смертью.
Обезьяна не принимает заявок: тот, кто заводит её, может желать смерти кому угодно – дьявольский примат с пустым кошачьим взглядом поступит по-своему.
Так малыш Хэл пожелал смерти невыносимому брату-близнецу Биллу, а умерла мама. И это было только начало...
Предыдущий фильм Озгуда Перкинса – активно обсуждавшийся в синефильских кругах «Собиратель душ» – показался мне унылым. Перкинс словно внял моим капризам и переключился на весьма бодрую комедию – оставаясь на поле хоррора.
«Обезьяна» ухитряется быть и забавно глуповатой, и божественно мудрой; причём одновременно.
На коробке с игрушкой-убийцей, которую братья-враги находят среди отцовского хлама, написано «как жизнь». Тезис о том, что жизнь – это и есть самый изобретательный и непредсказуемый убийца, становится рефреном фильма. Мысль, что смерть неминуема, а коли так, лучше не тосковать, а смеяться (и танцевать), не то, чтобы оригинальна, но вечнозелёна. И Перкинс иллюстрирует её оголтелым гиньолем, не сдерживая себя в количестве трупов; почти буквально следует замечательной заповеди Генри Миллера: если начинаете с барабанного боя, заканчивать надо ядерным взрывом. И сам появляется в небольшой, но вполне термоядерной роли ворчливого дядюшки-свингера, которому уготована моя самая любимая смерть в этом фильме: в спальном мешке под копытами табуна диких лошадей, превративших дядюшку в развалившийся малиновый пирог. (На фото Перкинс даёт режиссёрские указания Тео Джеймсу).
Бывают фильмы смешные, но совсем невесёлые; «Обезьяна», наоборот, до колик рассмешит вряд ли, но весела и напрочь лишена трагизма (только, собственно, смерть – всадник на коне Бледном – появляется в апокалиптическом финале с кислой миной).
Перкинс взахлёб упражняется в придумывании сложнопостановочных смертей; настолько курьёзных и диковинных, что вряд ли кто-то взаправду расстроится;
как говаривала бабушка братьев Шелбёрнов (Кристиан Конвери играет обоих в детстве, Тео Джеймс – во взрослом возрасте), когда слышала о жуткой авиакатастрофе или школьном автобусе, слетевшем со скалы, «сегодня боженька выбил страйк». Притом «Обезьяна» – довольно личный фильм; возможно, психотерапевтический акт самого Перкинса, чья мать Берри Беренсон погибла 11 сентября 2001 года, будучи одной из пассажирок рейса 11 American Airlines.
Весёлое кино о сиротстве как не заживающей ране. Скучнеет, когда начинает говорить о человеческих отношениях всерьёз; возможно оттого, что слишком увлекается летальным аттракционом (и не так уж остроумно в мелочах: палец расплющенной выстрелом дробовика риэлторшы, отлетевший в рот вечно удивленного Хэла – редкая запоминающаяся деталь). В какой-то момент «Обезьяну» смотришь как какой-нибудь третий «Омен» или четвёртый «Пункт назначения», не ожидая уже ничего, кроме нового хитроумного способа отправить очередного бестолкового человечишку на тот свет. Первая половина вообще обещает больше, чем фильм в итоге даёт:
стилизованные 1990-е годы, ретро-шарм, мягкие реверансы школьным фильмам 1980-х, когда Стивен Кинг писал свой рассказ.
И забавные ассоциации: когда второй жертвой музыкальной обезьяны становится няня, сложно не вспомнить название милейшей чёрной комедии «Не говори маме о смерти няни». Няню, кстати, зовут – о чём мы узнаём на похоронной церемонии, проводимой священником-недоучкой и матерщинником – Энни Уилкс: как героиню романа и фильма «Мизери», возможно, лучшей экранизации Стивена Кинга ever.
«Обезьяна» подкупает другим – парадоксально жизнеутверждающим абсурдом; сродни строчкам из той же песни Бориса Гребенщикова, что дала название тексту. «Друзья, давайте будем жить и склизких бабочек душить. Всем остальным дадим по роже, ведь жизнь и смерть – одно и то же». Ля-ля-ля. Съем-ка я кусок малинового пирога.
