Тильда Свинтон играет почти что Вольку ибн Алёшу Костылькова – в том смысле, что её героине с именем античной богини истины Алетейи тоже достаётся свой Хоттабыч – безымянный джинн с грустным и растерянным взглядом гиганта Идриса Эльбы.
Алетейя – литературовед, точнее, нарратолог, специалист по поиску общих мотивов и схем во всех когда-либо рассказанных людьми историях. Она одинока, но счастлива (или думает, что счастлива), живя не реальностью, но фантазией. Которая у Алетейи настолько развита, что ей не легко увидеть залётных гостей из сказки среди наводнивших стамбульский аэропорт таксистов или слушателей научной конференции. За видение она принимает и джинна, вынырнувшего из расписного (в каждой прожилке, по легенде, есть капля крови стеклодувов) сосуда, случайно купленного в лавке древностей. «Я зажмурю глаза, досчитаю до трёх, и ты исчезнешь», – шепчет Алетейя, но нет,
джинн уверенно обосновывается в гостиничном номере, переходит с древнегреческого на моментально усвоенный английский, облачается в белый халат и настоятельно требует выдать ему три желания,
исполнение которых отделяет духа от свободы. А пока Алетейя, мучимая понятными интеллигентскими рефлексиями, собирается с мыслями, рассказывает о приключениях, выпавших на его долю в последние тысячелетия...
«Три тысячи лет желаний» – большой, однако, при всех эффектных флэшбеках в серали и на поля кровавых битв, камерный и очень неспешный фильм. Нет, я помню, что у Миллера, помимо взрывной постапокалиптической тетралогии «Безумный Макс», есть и саркастическая хоррор-комедия «Иствикские ведьмы», и душераздирающая драма о больном ребёнке «Масло Лоренцо», и вежливый поросёнок Бейб. Тем не менее, проявленное в новой работе равнодушие к динамике обескураживает; будто Миллер решил, что он сам – джинн (или пенсионер-курортник), у которого в распоряжении всё земное время. Это не упрёк, скорее, предупреждение для тех, кто только собирается в кино: не настраивайтесь на экшн, «Три тысячи...» – размеренное действо, ритмом и мягким лирико-романтическим настроением схожее не с Голливудом, покорившимся неистовому австралийцу Миллеру, а с советским кинематографическим наследием.
Даже Тильда Свинтон здесь не столько инопланетная дива, сколько Алиса Фрейндлих у Эльдара Рязанова:
учёный сухарь, вдруг открывающая радость любви.
В основе – повесть чувственной британской интеллектуалки Антонии С. Байетт «Джинн в бутылке из стекла «соловьиный глаз». В сравнении с первоисточником экранизация выглядит простовато – как адаптация «Тысячи и одной ночи» для детей;
собственно, только присутствие в кадре обнажённой женской натуры обеспечивает возрастное ограничение 16+.
В остальном всё предельно доходчиво; за сотни имён и культурологических референсов, разбросанных по тексту Байетт, отдувается один Эйнштейн, которого джинн с проворством Хоттабыча вызволяет из телевизионного ящика.
Простота – уязвима; Миллер попытался заточить в одну киношную ёмкость несколько вычлененных из очень изощрённого текста тем – и вышло несколько наивно (но не супер).
Научная проблематика свелась к тезисам начальной школы, мол, народы придумывали мифы, чтобы, не владея знанием, объяснить природные явления. Сюжет о затейливом притяжении представителей разных полов и миров – к мелодраме «вот и встретились два одиночества». Столкновение баснословного прошлого с настоящим – к неубедительному (особенно из уст Миллера, не раз ставившему нашей планете ноль) панегирику человечеству. Сказочный пласт – к трём незатейливым любовным фиаско джинна; честное слово, у Бориса Рыцарева, снимавшего про Аладдина на студии им. Горького, или Тахира Сабирова, осуществившего трилогию о Шахерезаде в павильонах «Таджикфильма», было, конечно, дешевле, но примерно так же достоверно. А из всей суеты дворцовых интриг и переворотов, свидетелем которых становился наш скромный богобоязненный джинн, лучше всего запоминаются голые великанши (больше плоти – больше удовольствия) и зачаровывающий опьянённого войной принца Мурада седой сказитель. Эту роль играет австралийский артист второго плана Джордж Шевцов, тараторящий на хорошем русском про доброго старичка, идущего куда-то.
