Большой и наглый кинороман в трёх главах – о фэшн-индустрии, мире несметных денег и катастрофе, уничтожающей привычную иерархию богатых и бедных. Человеческие отношения в «Треугольнике» столь же важны, как классовые; карикатура – не единственный метод режиссёра, панка и лирика.
Карл (Харрис Дикинсон) и Яйя (Чарлби Дин) молоды и прекрасны как модели – да, собственно, они и работают моделями;
умеют на раз изобразить и лучезарно дружелюбную улыбку, и ледяной высокомерный взгляд – смотря, что рекламируют, дешманский бренд типа H&M или дорогой типа Balenciaga.
Яйя слегка жадина, Карл немного зануда, озабоченный своим чуть более низким экономическим статусом (так у моделей устроено – женщины получают намного больше), но в целом оба милы и незлобивы; и «треугольники печали» – они же морщины беспокойства, образующиеся с возрастом между бровями – ещё не приобрели (хотя у Карла намечаются).
В компании таких же приятных и беспечальных, только безумно богатых людей Карл и Яйя отправляются в океанский круиз на роскошном лайнере (центральная часть фильма, «Корабль», была снята всего за девять дней на легендарной яхте Аристотеля Онассиса Christina O – успели аккурат к началу ковидных репрессий). Будут лоск, солнце, вышколенная команда, эксцентричные миллиардеры и ужин с вечно пьяным капитаном (Вуди Харрельсон), из каюты которого на камбуз и в рубку разносится «Интернационал». Парадный китель, который капитан-марксист наденет-таки для ужина, украшает октябрятская звёздочка с кудрявым святым младенцем Лениным. Ужин случится в четверг – единственный неподходящий по погодным условиям день: всех стошнит от качки.
Будет шторм.
Швед Рубен Остлунд (пишу не так, как теперь принято – Эстлунд, а так, как привык с 2005-го года; Остлунд точно ближе к произношению фамилии Östlund, начинающейся со звука, среднего между русскими О и Ё) получал каннское золото за два фильма подряд – уникальный случай.
Честь же открытия Остлунда принадлежит ММКФ, где в 2005-м среди конкурсантов был его дебют «Гитара-монголоид».
Аннотация в каталоге отличалась краткостью: «Порой в том, что представляется странным, можно разглядеть самые типичные человеческие особенности. 12-летний Эрик ведет фрагментарное повествование о своей жизни». Всё. Но и то правда – как адекватно рассказать о фильме, разрушавшем традиционный нарратив и смело эксплуатировавшем грубое цифровое видео? А в первой фразе всё про будущее новичка было, по сути, схвачено точно: нарочитая странность как способ повествования о наших узнаваемых современниках отличает «грязно» снятые «Добровольно-принудительно» и «Игру»; мерцает она и в сделанных с показательной буржуазной добротностью «Форс-мажоре», «Квадрате» и «Треугольнике», самом совершенном фильме Остлунда. Да, в Москве радикальное формотворчество режиссёра оценило только ФИПРЕССИ; основное жюри, которое возглавлял кинодраматург Валентин Черных (и куда входили такие священные монстры, как Ульрих Зайдль и Клер Дени), молодого скандинава проигнорировало. Теперь Остлунд «отомстил» Дени, тоже попавшей в конкурс 75-го Канна. А не на блошином ли рынке Москвы откопал он ту самую звёздочку, что пылает на капитанской форме алым и золотом?
Из старой биографической заметки в каталоге Московского фестиваля можно узнать факт, о котором молчит Википедия: «Остлунд вырос на острове, где кино и телевидение находились под запретом, поэтому первый фильм увидел в 19 лет». Чёрт его знает, может, и преувеличение, и в интервью для каннского пресс-релиза Остлунд вспоминает только о суперлевацких убеждениях родителей – как подростком разворачивал собрание сочинений Ленина корешками к стенке, чтоб товарищи не застыдили.
Но прямота и граничащая с наивностью искренность – вполне в духе простака, росшего в изолированной коммуне – никуда не делись и в изощрённых кинематографических высказываниях.
В начале «Треугольника» есть довольно щекотливый эпизод разборки, которую Карл учиняет Яйе – уязвлённый тем, что она спокойно принимает его плату по счетам в ресторане.
Не спешите расценивать это как шарж на прижимистых и душных внутри красавчиков:
в том же пресс-релизном интервью Остлунд признаётся, что списал эту сцену с собственных претензий к своей девушке Сине, за которую платил в самом начале отношений, в недешёвых каннских общепитах. В общем, ничуть не осуждает он Карла – как не осуждает никого, включая самых одиозных героев.
Ни сладких старичков, разбогатевших на торговле оружием, ни русского олигарха-двоежёнца Димитрия (Златко Бурич), «короля дерьма», сколотившего состояние на спекуляции удобрениями в момент распада социалистического блока. Остлунд может быть язвительным, саркастичным, и карикатура, безусловно, входит в его художественный арсенал. Но не доминирует; смягчается глубинным добродушием, позволяющим смотреть на каждого персонажа не как на монстра – как на человека; пусть поводов для монструозности – как страниц в «Капитале». Остлунд – режиссёр хардкорный, даже когда в саундтреке звучит нежная классика. И нежный даже под хардкор, озвучивающий разнузданный блёв несчастных морских путешественников.
От каждого героя – по возможностям, к каждому – с пониманием.
Сатирическая составляющая «Треугольника» в принципе исчерпывается песенкой из фильма «Про Красную Шапочку»: «- А вдруг ты завтра попадешь на остров в океане? - На остров? Вот здорово! - А как же ты там проживешь без повара, без няни? - А я найду кого-нибудь. - Да хорошо бы кого-то, но мы-то знаем, что этот остров, что этот остров, что этот остров необитаем. (...) - А я пойду, топор найду. - И что же дальше будет? Ты размахнешься по сосне, а трахнешь по ноге! (...) А ты сидишь на берегу, тебе тепло и скучно, сидишь себе худеешь не по дням, а по часам. - Ну почему, почему? - Да потому что, да потому что, да потому что ты никогда и ничего не делал в жизни сам!!!»
Только сатира, которая бодрит, смешит, щекочет нервы, тешит классовое (само)сознание и застит глаза – социальная оболочка, за которой идёт другое, пронзительное кино.
Ключ к фильму – не самый резкий, не самый смачный эпизод в корабельном баре. Ещё одна пьяная ночь, Карл мирно общается с королём дерьма, их дамы – за стойкой. К дамам робко подступает одинокий лысик (шведский комик Хенрик Дорсин), которого мужчины уже успели обсудить – и посмеялись, и пожалели. Лысик говорит, что безумно богат, готов прямо сейчас купить каждой по ролексу; требует от бармена самое дорогое шампанское – три бокала! А, вы со спутниками? Тогда пять бокалов. Такая умеренно смешная, умеренно грустная сцена; минимум гротеска и журнала «Крокодил», но может резануть по сердцу – тут Остлунд чётко проговаривает, про что, собственно, снимает, и что его действительно – уж точно не имущественное неравенство – волнует. Неловкость коммуникации. Почти невозможность. Страшно пессимистично. Но что уж – се ля ви.
