Киноведческая значимость реконструкции, осуществлённой Николаем Изволовым, бесценна. Пробуем разобраться, чем тайный шедевр советского кино может быть интересен зрителю, далёкому от архивных изысканий.
В 2018-м году киновед и историк кино Николай Изволов восстановил первый фильм Дзиги Вертова «Годовщина революции» и на волне успеха взялся за реконструкцию считавшейся утраченной «Истории Гражданской войны». О трудоёмком процессе Изволов подробно рассказывает в статье для журнала «Искусство кино», потому повторяться не буду. Дебютная «Годовщина» была на сто процентов монтажной работой: в ней нет ни одного кадра, снятого самим Вертовым. «История», по сути, первая авторская картина 25-летнего кинематографиста, прошедшего фронт и с ружьём, и с киноаппаратом. Сделана по заказу Коминтерна (в ХХ веке «Историю» показывали публично, кажется, только летом 1921-го, на московских площадях во время Третьего конгресса Коммунистического интернационала), на скорую руку – и в этом определении нет ничего уничижительного: по горячим следам, без рефлексий, глазами очевидца и победителя.
Быстрый, порывистый, стремительный фильм – очень, кстати, удачно озвученный саундтреком американских специалистов по звуковому сопровождению немого кино The Anvil Orchestra.
Лихая пёстрая хроника, начинается с разгрома московских анархистов в 1918-м, заканчивается подавлением Кронштадтского мятежа весной 1921-го; между – как в калейдоскопе – Ярославль, Астрахань, Казань, сворачивание партизанщины и процесс над казаком Филиппом Мироновым, махновщина и Колчак; причём самих боёв почти и нет – снимать их при тогдашнем техническом оснащении было почти невозможно; всё – либо до, либо после; орнамент военных действий.
В строгом смысле это, конечно, никакая не история – да и где она, подлинная история Гражданской войны, писавшаяся и переписывавшаяся в зависимости от колебаний государственного маятника?
Кто знает её доподлинно? За прошедшие сто лет герои и антигерои менялись местами как в детской дворовой игре «казаки – разбойники»; и эта чехарда началась не в оттепель и не в перестройку; вон у Вертова богом Гражданской выступает Троцкий (возивший с собой оператора, отчего и обретший бессмертие на многих метрах плёнки) – не надо рассказывать о его дальнейшей судьбе. Ладно, Троцкий – звезда, его имя точно известнее в народе, чем имя Вертова; но и две трети других героических фигурантов «Истории Гражданской войны» (Киров, Смилга, Тухачевский, Зиновьев etc) едва ли пережили двадцатую годовщину революции; Сталин всех скушал.
Это я так подхожу к тому, чем чисто киноведческая и синефильская сенсация может быть интересна широкому, так сказать, кругу зрителей. В историко-просветительском плане «История Гражданской войны» бесполезна – в лучшем случае откроет кому-то имя Вертова (мой личный шок – опрос, предпринятый каким-то телеканалом в 1995-м, в год столетия кино: никто из случайных прохожих не знал Вертова; образование с тех пор лучше нет стало). Избранные факты, битвы, суды – почти абстракционистcкая траектория, выписанная широким росчерком кинематографического стила; не без курьёзов – один и тот же кадр с тонущим вражеским кораблём, на котором Бог ведает как оказалась дамочка в чёрном пальто, повторяется дважды, приписанный к разным датам. Но вот в плане медитации, помогающей дистанцироваться и эдак философически взглянуть на вращения исторического маховика с безопасной стороны, фильм очень даже в помощь.
Вчера вольница, сегодня диктатура – не первый и не последний раз; и последние вновь станут первыми.
Сознательно или нет, Вертов снимает трагизм, обязательный в отечественной традиции киноосмысления Гражданской – хоть в каноническом «Чапаеве», хоть в относительно ревизионистском «Служили два товарища».
В кадре – вы удивитесь – по большей части довольные, улыбающиеся люди;
даже пленённые анархисты, что покуривают и шутят; даже осуждённый Миронов, которому пока ещё добрая советская власть присудила высшую меру, но тут же помиловала за былые заслуги перед революцией. Возможно, их всего лишь веселит человек с киноаппаратом; но не менее вероятно и то, что о будущем они просто не задумываются; достаточно для сего дня и своих хлопот.
Да и выглядит война как-то несерьёзно: что, вот этот драндулет действительно оснащён трёхдюймовым орудием? Военная баржа зовётся – какая милота – «Серёжа»! Да и броневик «Череп» или быстро освоенные красноармейцами британские исчадия войны – танки – похожи на безобидные игрушки.
Самое удивительное (или страшное – смотря как расставить оценочный акцент) в фильме, это то, что война – нестрашна.
Война – дело молодых; чуть ли не единственный старик – это Калинин, появляющийся незадолго до финала. Мёртвые тела – да, на экране появляются, но очень коротко: никакой киногении – зачем снимать? Все там будем, но одни – в тоске, а другие покуражатся.
