Сегодня – камерный, для двоих актеров (Алессандры Негрини и Фернанду Эйраша) фильм из внеконкурсной программы «Знаки жизни», которую арт-директор Локарно Карло Шатриан придумал для экспериментального, не вписывающегося ни в какие форматы кино. Впрочем, в «Бедуине» нет ничего такого из ряда вон, бразильский классик Жулио Брессане делал подобное не раз – хотя бы в нашумевшем в начале нулевых на ММКФ «Любовном фильме». Брессане в Локарно любят, в этом году включили в «Знаки жизни», хотя, на мой вкус, новая работа удачнее трехлетней давности «Чувственного воспитания», участвовавшего в основном конкурсе, и стройнее прошлогодней абстракции «Мальчик».
В основном конкурсе не очень вдохновляющий дебют швейцарского актера Михаэля Коха «Мария» про украинскую эмигрантку в Берлине – без особых ляпов, но и без единой, пусть самой завалящей придумки. В конкурсе Cineasti del presente более интригующий греческий «Afterlov» Стергиоса Пашоса. Герой не может смириться с тем, что его девушка ушла, девушки нету, заманивает ее в дом и запирает вместе с собой – пока не скажешь, мол, чем не мил.
В первой части фильм выглядит как модернизированный ромком – с долгими разговорными планами, подмигиванием «в диафрагму», мол, дорогая, не веди себя глупо, на нас смотрят зрители. Во второй, кульминационной части начинается драма, с психологией и отношениями, апогей – снятая одним планом, минут на 20 любовная сцена; бесстыдно откровенная по обнаженности эмоций, хотя в кадре только то, что выше пояса (соседями по залу оказались мама с ребенком лет десяти – мальчик, кажется, толком не понял, что делают люди на экране, и зачем мама пытается закрыть ему глаза).
Брессане – тоже камерный, тоже про мужчину и женщину, которые хулиганят и разговаривают, и тоже с кадрами, показывающими кухню съёмочного процесса, но веселее и легче. В байопике «Перед утренней зарёй», самом приличном из показанных на Пьяцце Гранде фильме, Стефан Цвейг цитирует Льва Толстого, мол, в 60 лет человек, подобно дикому зверю, должен скрываться в чаще. 70-летний Брессане, кажется, так и поступает, только его чаща – не юдоль отшельника, а фабрика home grown кино с обаятельным привкусом любительщины, старомодной высокопарностью и эротизмом. Он не боится показаться ни слишком театральным, ни чересчур литературным – и воспаряет и над театром, и над литературой в чистые сферы кино.