Сеанс «Кинотанец» – это 15 работ, в которых танец – основа основ, главный пластический материал. Сеанс «Эксперимент» – 17 фильмов, расширяющих танец до движения вообще: движение – жизнь, искусство, философия, аттракцион. Цель и средство. Кино и его гипнотический эффект. Теперь – и онлайн, на Cool Play.
Современный танец или классический балет – для меня всё другая планета, на которую я лишь изредка прилуняюсь, заинтересовавшись именем постановщика. На кинопрограмму хореографического фестиваля Context. Diana Vishneva я мог бы не обратить внимания – и сделал бы ошибку. Потому что ключевое слово здесь – кино: великая сила, способная объединять искусства и научные дисциплины.
32 маленьких фильма – большой парад аттрактивных образов; крутая синефильская панорама; сильный визуальный опыт.
Среди режиссёров – современные художники, владеющие разными медийными инструментами.
Вот, например, входящая в «Кинотанец» «Война птиц и зверей» – фильм Юлдус Бахтиозиной, родившийся из перформанса на зелёном поле петергофского гольф-клуба. Это известно из титров, в кадре же – не буржуазный спорт-рай, но мифическая земля, пространство фэнтэзи, где сражаются в танце герои сказки исчезающего народа водь.
Юлдус – духовная наследница Рустама Хамдамова, создательница рукотворных живописных и кинематографических драгоценностей;
её дебютный полный метр «Дочь рыбака», чья фестивальная история началась с Берлинале, на «Ленфильме» сопровождала выставка фотографий.
«Война птиц и зверей» – кинотанец без дна: фолк-комедия, где обретение птицами военной мощи сопровождает изменённый, как сознание, «Танец маленьких лебедей»; культурологический манифест в поддержку малочисленного коренного народа России;
шаманская забава на редком языке; «война и мир» за шесть минут.
И необременительное назидание о тупиковости коллаборационизма – на примере летучей мыши, метавшейся от птиц к зверям, да так и зависшей между небом и землёй.
«Трансгуманный» – «небывалое алхимическое превращение, свершающееся в Аду» по воле Елены Скрипкиной:
режиссёр-философ отталкивается от мотивов Данте и находит иные миры среди фантастических пейзажей Байкала и под куполом заброшенного шапито.
Превращение происходит в трёх танцах;
Гадес и Элизиум в «Трансгуманном» – точь-в-точь как у Бориса Юхананова в проекте «МИР РИМ» – единый организм. И границы стираются именно посредством танца, делающего страдание и наслаждение сообщающимися сосудами.
Танец позволяет переизобретать кино заново;
в самой лаконичной форме – как во французском «Бункере» (Silo) француза Жереми Буйона, помещающего восьмёрку артистов в безвыходный металлический колодец.
Или его совсем лаконичном, длящемся всего две минуты двойнике «Мириады разума» (A Myriad Mind) берлинского данс-режиссёра, снимающего под псевдонимом I AM JOHANNES: там пятеро танцовщиков замкнуты в павильоне-коробке без окон и дверей.
Гипераскетичные ситуации, вызывающий минимализм – и максимум невербальных смыслов.
Танец – способ переживания быта.
В «Синем» (Azul) уругвайки Лу Аро действует обычная пара в обычной квартире: пластилин, из которого лепятся тысячи историй, которые даже по марке посудомоечной машины не отличить. Тут, напротив, уникальная – при всей универсальности – история двоих, которые жили, спали, завтракали, принимали душ и переживали все оттенки страсти и охлаждения, не прекращая танцевать.
Танец – идеальный метод антиутопии.
Как в канадском «Прикосновении» (Touch), отражающем мрачную эру самоизоляции, приравнявшую прямой физический контакт к смертельной опасности. Холмистый песчаный пляж с целлофановым окном, разделяющем перформеров – элементарный, жестокий, запоминающийся образ будущего, которое мы пережили.
«Сталь-Городъ» Евгения Гаврилова – антиутопия, напоминающая о Замятине; «Мы» технократии и унификации.
Брейк-данс ломает привычные представления о том, что должно происходить в советских ретро-футуристических интерьерах:
то ли библиотека, то ли ДК (на самом деле – новосибирский киноконцертный комплекс имени Маяковского) оказывается пространством не менее фантасмагоричным, чем французский бункер.
Все фильмы в «Контексте» связаны – будто танцуют друг с другом и приглашают включиться в движение нас.
Деление на секции – условно; работы австралийца Райана Реншоу включены в оба сеанса; каждый участник «Кинотанца» – стопроцентный эксперимент, а в «Эксперименте» немало чисто танцевальных фильмов. Даже в видеоарте Тимоти Джея Ноэ «Ноль футов, ноль дюймов» (Zero Feet, Zero Inches), компилирующем изыскания Джона Кейджа с коллажем «повреждённого цифрового видео», цитируются танцы Мерса Каннингема.
«Звук тонущих кораблей» (The Sound of Sinking Ships) подвергает танцевальное соло режиссёра и артистки Уны Тэйпер мутации – в причудливый гибрид документации и анимации.
Одним словом – в галлюцинацию,
материализующуюся на классических киноносителях прошлого – восьми- и шестнадцатимиллиметровой плёнке.
На видение похож и «Боковой ветер» (Crosswind), чёрно-белый горный трип, сделанный бельгийцем Грегуаром Вербеке с Nafaq – каирским дуэтом Ханин Тарек и Амины Абульгар.
И «Утро» Полины Мировской – отчаянный, ночной танец-путь навстречу рассвету.
И «Море заканчивается лугами» (The sea ends in grassland) – сюрреалистический экшн китайца Ли Юннаня о побеге из каменных джунглей города.
«Отклонение» (Off set) словенки Кайи Шкорянц – почти что женский вариант «Моря»; тоже о людях, заточенных в бетонных котлованы – с похожим на сон финальным исходом в садово-парковую зону. Сама по себе идея избитая; но
ритм, свет, мускульная радость тел делают вечные эскейпы и искания оригинальными.
Для магического перевёртыша не так ведь много и надо.
Южнокорейский фильм «Публика никогда не выступает» (The Audience Never Performs) пускает зрителей на театральную сцену. Более того, разрешает снимать на мобильные телефоны и складывает из всех этих обычно запрещённых вещей сентиментальное представление: моноспектакль превращается в коллективное действие; движение камеры смартфона делает сидящего наблюдателя соавтором.
Присоединяйтесь.
