Первая часть берлинских дневников: Рут Беккерман, Хон Сансу, Ясмина Метвали, божественный Уэс, борьба за правду и со стереотипами.
Совершенно нормально, что первым фильмом, показанным на 68-м Берлинале, оказался «Вальс Вальдхайма» (Waldheims Walzer) – политический док о Курте Вальдхайме, видном европейском политике второй половины ХХ века, которому юность в нацистских офицерских погонах и участие в карательных операциях штурмовиков не помешали стать в 1986-м году президентом Австрии.
Но я и подумать не мог, что официальный фильм открытия Берлинале и первый конкурсант, мультприключение Уэса Андерсона «Остров собак» (Isle of Dog) – тоже политическое кино экстракласса.
Только Хон Сансу, который достался мне между Вальдхаймом и псами, в политику ни ногой. Его новый ч/б фильм называется «Трава» (Grass), визуальным лейтмотивом – маленькие полукомнатные растения у входа в секретное кафе, где днюет и ночует девушка с макбуком, подсматривающая и подслушивающая собирательница историй; возможная версия – все прочие посетители рождены её воображением.
Идёт фильм всего 66 минут, зато в них утрамбовано с десяток героев и с полдюжины историй, в каждой новелле участвуют актёры и сценаристы-любители, у каждой пары-тройки персонажей в анамнезе суицид.
Режиссёрская элегантность не знает границ – вот в эпизоде, где девушка разговаривает с отцом её парня, покончившего с собой, ненавязчивая, но внимательная камера Хона снимает героя со спины, а в какой-то момент отступает, «давая слово» тени на стене. Каждую новеллу сопровождает классическая музыка (типа, такая прихоть у владельца кафе, ни разу не появляющегося в кадре), задавая то вагнерианское, то опереточное настроение. (Мой вечерний «Тристан и Изольда» в Штаатсопере срифмовался не только с Вагнером у Хона: Тристан жестикулировал также отчаянно, как Курт Вальдхайм). Милейший, обаятельный и совершенно необязательный, как трава у дома, фильм.
Одним Хоном больше.
Предыдущий фильм Рут Беккерман «Мечтатели» был на нашем фестивале австрийского кино, потому пошёл на её «Вальс Вальдхайма» без колебаний, да и другой альтернативы не было – первый утренний пресс-показ, ни с чем не пересекался (и Беккерман, и Хон Сансу – в программе «Форум»). Рассказывая о политических баталиях 1986-го (когда накануне президентских выборов открылась правда о нацистской молодости Вальдхайма), Рут обильно использует кадры, что сама снимала в те дни на vhs.
Отчего она добралась до своих архивов только сейчас, непонятно; может, образовалось свободное время, а может, глобальный правый крен сподвиг на отсроченную борьбу.
Нормальный док, но лучшие кадры – те три, что Беккерман взяла из «Шоа» Клода Ланцмана, говоря, что этот фильм вернул в коллективную культурную память Холокост и заставил иначе взглянуть на дивную красоту польских и австрийских лесов: в пейзажи теперь вписаны следы концлагерей. Хроникальные кадры Рут, где австрийцы 1980-х чуть ли не до драки доходят, действуют парадоксально успокаивающе.
Сколько нервных клеток тратятся на политические волнения – а смысл? Не то, чтобы ничего не менялось, но человеческие типажи-то точно везде и всегда одинаковы.
Вот австрийский мужичок, с пивным брюшком, но крепкий, костерит америкосов, мол, у них из восьми миллионов один – безграмотный, поэтому им нужны еврейские умники, а мне нечего мозг промывать, сам знаю, как сделать Австрию снова великой. Ну будто путинский электорат из соседнего подъезда выступает! Видимо, энергетические образцы Вселенная распределяет более-менее равномерно и по странам, и по временам. Ну а фильм, с одной стороны, актуален, для нас, где обалдевшие от безнаказанности и общественной пассивности депутаты «Елена Драпеко style» взяли и запретили «Смерть Сталина». С другой, история, как нудная лошадь, бродит по кругу, и маятник ещё не раз качнется влево.
А депутаты, не будь дураки, запретили бы «Остров собак» – тот точно не научит детей ничему, кроме свободы и независимости.
Кобаяши, мэр вымышленного японского города Мегасаки (Япония недалекого будущего в фильме Андерсона прошла через все возможные экологические катастрофы), любитель кошек и ненавистник собак, законченный коррупционер, фашист и узурпатор, готовится к очередным перевыборам – затевая массовый геноцид собак. Под предлогом их смертельной опасности (псов поражает неизвестный науке вирус), спецназ Кобаяши отправляет собак в клетках на свалку. Конкурент на выборах – кандидат от партии науки – изобретает антивирус – и тут же оказывается под домашним арестом (дорогой Кирилл Серебренников, всё время думаю, как ты там держишься).
Ну а на трэш-острове тем временем формируется стихийная коалиция – из трёх домашних и одного бродячего пса, Шефа, не дающего своим подельникам забыть об альфа-самцовый природе: «В кого вы превратились? У котов яйца больше!»
Когда на острове приземлится маленький пилот – сирота Атари, племянник Кобаяши – четыре пса-мушкетера пойдут с ним на поиски Спотса, с депортации которого и началось заселение острова (Берлин обклеен фотографиями пропавшего Спотса – одну я отклеил на память, а другую – сфотографировал).
Андерсона как-то принято походя называть «инфантилом», что звучит отвратительно. Думаю, те, кто так говорит, завидуют его способности испытывать по-детски острую радость и проявлять чудесную детскую обстоятельноть – как герой Гайдара, который «малину ел и ещё буду».
Ну а выглядит «Остров собак» очень взросло – по насыщенности и каллиграфической изощренности кадра сопоставим со старинной японской гравюрой, детали которой можно рассматривать часами
(особенно в сопровождении саундтрека Александра Деспла – с японскими барабанами, под которые так ритмично-потешно передвигаются герои).
Я в этот раз прилетел не в далекий аэропорт Шёнефельд, а в близкий Тегель (потому что отказался от стереотипа, будто «Аэрофлот» – это хорошо, а всё остальное – плохо; «ЮТэйр» вот, в отличие от вечно задерживающегося «Аэрофлота» в назначенную минуту вылетел и по расписанию прилетел; да и из просторного Внуково вылетать спокойнее, чем из перегруженного Шереметьево). Прогулялся до ближайшего У-Бана по парку, где встретил двух медведей с человеческими детёнышами. Сделал фото, чтобы в конце фестиваля «вручить» свой приз-кадр с медведем лучшему фильму. Но, кажется, победитель уже есть – вряд ли кто-то превзойдёт Уэса.
А начался мой Берлинале даже не с кино, а с выставки – Forum Expanded включает и показы программ из тех работ, что обычно называют видеоартом, и видеоинсталляции в галереях.
Savvy Contemporary отдала залы польско-египетской художнице Ясмине Метвали (Jasmina Metwaly): выставка We Are Not Worried in the Least заявлена как рефлексия революции в Египте, «хореографический» коллаж видеодокументов. Есть снятое на мобильный видео рабочего-кляузника, задумавшего судиться с новым владельцем фабрики (суд в иске отказал, зато Ясмина инкорпорировала видео, запечатлевшее индустриальные руины, в свой проект и сопроводила объемной книгой с расшифровкой комментариев рабочего Evidence of Absence). Есть красивые видеорешетки, вдоль которых движутся маленькие кадрики с площади Тахрир – это называется «таймлайном».
Есть полиэкранная документация уроков «на грани поэзии и пародии», которые даёт перформер Алаа Абдуллатиф. Есть аудиоинтервью Мостафы Багата, проецирующееся на черный экран с субтитрами; Мостафа вспоминает пламя Тахрира, столкновения бунтовщиков с полицией и, неожиданно, «Отверженных», комикс по роману Гюго с картинами неправедного суда, где заседают судьи в диких париках, и темницы в том же здании полнятся заключёнными: этот средневековый образ настиг Мостафу в Каире 2011-го.
Подобный проект нужно приращивать смыслами самостоятельно – на то оно и современное искусство; либо увидишь набор экранов с каким-то невзрачным видео (а то и без него, потому что оголенное слово модно превращать в самостоятельный образ), либо примешь правила игры и нарисуешь себе воображаемую картину «после революции» – со скукой, оставшейся на месте адреналиновых взрывов, заполонившей пространство бюрократической и полицейской рутиной.
Политика – это иногда очень скучно.
