«Волшебная гора»: для кого-то – возмутительный, для кого-то – прекрасный, но, в любом случае, незабываемый спектакль.
В первых строках рецензии (хотя я бы поостерегся называть нижеследующий текст рецензией) следует поблагодарить художественного руководителя Электротеатра Бориса Юхананова: на любой другой площадке такое авторское своеволие (кто-то скажет – злостное хулиганство) не прошло бы дальше первого прогона. Худруки в своем подавляющем большинстве думают даже не про то, «как бы чего не вышло», а про комфорт зрителя, расплачивающегося за билеты довольно крупными суммами. Из заботы об этом пресловутом комфорте «Ленком» снял гениального богомоловского «Князя», сопровождавшегося исходом недовольных в антракте (и не дожидаясь его).
Я в данном случае пою хвалу безумству храбрых: театр Юхананова дал карт-бланш режиссеру, чья радикальность сопоставима с панк-рокерской.
Без компромиссов. Без оглядки на возможную агрессивную реакцию – а она есть, хотя даже агрессивной её не назовешь: это какое-то неприятное инфантильное ёрничанье, неуклюжее проявление раздражения (если не сказать жёстче – хамства и жлобства).
Собственно, этой реакции оказалось посвящена львиная доля разговоров после просмотра. Я не знаю, насколько программировал такую реакцию сам Богомолов; думаю, что его она, скорее всего, заводит. Он уже не раз испытывал зрителя на прочность – хотя бы долгой бегущей строкой про безмолствующий народ в ленкомовском «Борисе Годунове». В «Волшебной горе» зрительское терпение подвергается куда более серьезным испытаниям; впрочем, всё зависит от степени зашоренности восприятия.
В связи с «Волшебной горой» даже люди, напрямую причастные к деятельности Электротеатра, говорят, что эта работа нуждается в особом позиционировании.
Мол, надо готовить, надо предупреждать о том, что предстоит увидеть. Что это действо далеко от привычного драматического представления. Что это ни в коем случае не инсценировка романа Томаса Манна «Волшебная гора».
Что это, скорее, перформанс Богомолова и актрисы Елены Морозовой (актрисы совершенно гениальной). Лично я не думаю, что здесь нужны особые предупреждения, всегда чреватые спойлерами (если вы их боитесь, что нормально, лучше прекращайте читать этот текст уже сейчас). Я исхожу из идеалистического соображения, что в театр приходят взрослые самостоятельные люди, сделавшие осмысленный выбор.
Две ошибки, допущенные в анонсе спектакля, – это строчка «Автор: Томас Манн»: текст романа «Волшебная гора», равно как и его герои, из предлагаемого сценического опыта исключен. И хронометраж в 1 час 40 минут: спектакль значительно короче, всего час десять. По мне, так достаточно внести коррективы в эту информацию – и претензий быть не может.
Дальше – вопрос к зрителям: чем вы руководствуетесь, покупая билет на спектакль?
Выбирая «Волшебную гору», вы, по идее, отдаете себе отчет, что это – авторское высказывание конкретного человека, режиссера Константина Богомолова, не замеченного в особом пиетете к избранным для сценической интерпретации произведениям. Вы не должны ожидать сложнопостановочного размаха мхатовских хитов, вроде «Идеального мужа» или «Мушкетеров»: в «Волшебной горе» заняты всего два исполнителя; про короткую продолжительность я уже сказал. То, что развернется на сцене (или, скорее, свернется: и без того небольшое пространство сужено металлической выгородкой настолько, что героев, расположившихся по углам, можно увидеть только на видеопроекционном экране), можно воспринимать как провокацию – если не знать других работ Богомолова. В «Волшебной горе» он, по сути, развивает макабр-мотивы «Князя»: это спектакль о смерти, об угасании, причем с отчетливо некрофильскими нотами.
Это завораживающие – или раздражающие – картины разложения; патолого-анатомическая поэма с издевательскими историческими реминисценциями.
Вы можете испытывать к ней неприязнь – что не дает вам права вести себя так, как ведут себя некоторые неуважемые дамы и господа: выдавая никчемные, тупые комментарии (за остроумие можно простить любое плохое поведение, но остроумием зрители-хулиганы как раз не блещут), постоянно перешептываясь и отвечая на резонные просьбы замолчать странным образом: «Мы что, мешаем? Ну, извините, но мы не замолчим – невозможно же смотреть». Даже неловко изрекать прописные истины о соблюдении правил игры / элементарных приличий / принципов взаимоуважения.
Не нравится, бесит, возмущает – идите домой, не хотите уходить – «букайте», кричите «позор», свистите и топайте ногами – но по окончании. А так моей несбыточной мечтой остается индивидуальный просмотр «Волшебной горы», чья первая часть – образец абсолютной красоты.
Дальше точно будут спойлеры. Об этом вас точно предупредили.
Итак, в этой первой части практически отсутствует действие. В грязной, проржавленной (как пишет во вступлении к роману Манн, «эта история уже покрылась благородной ржавчиной старины»; в декорации Ларисы Ломакиной нет благородства, но есть болезненная прелесть руин, фатальные посмертные изменения пространства, притягивающие взгляд своей некроромантической цветовой гаммой) комнатке, мало похожей на респектабельный альпийский санаторий для туберкулезных больных из романа, два человека, два тела: молчаливый, скорчившийся в углу он (сам Богомолов) и надсадно кашляющая она (Елена Морозова).
Оба – в белых рубашках и черных брюках; тоталитарный «блэк тай» – белый верх, чёрный низ;
въевшаяся в подсознание галлюцинация торжественного парада (роман Манна издан в 1924-м и я не склонен видеть в нем такое уж «предвестие будущей войны», но наше историческое знание, конечно, включает и эстетику фашистских режимов, и людоедские ужасы Второй мировой, эхо которых возникнет в текстах второй части спектакля).
Непоседливому зрителю сложно это озвученное кашлем бездействие выносить, он начинает ёрзать и роптать (хихикать, глупо шутить, трусливо аплодировать, кашлять и сморкаться в ответ), а ведь разумнее было бы, раз уж пришли «на Богомолова», довериться постановщику и его актрисе.
Вдруг получилось бы подключиться – только выиграли бы, и из зала ушли бы не раздосадованными, а окрыленными.
Четырежды это «кашляющее бездействие» прерывается контрастной сменой света и стихами – Елена Морозова читает поэтические тексты Некрасова, Заболоцкого и Шаламова; каждый соответствует опредеденному времени года (время, по определению самого Манна, – один из предметов «Волшебной горы»; уже в первой главе Иоахим, кузен главного героя Ганса Касторпа, явившегося в санаторий навестить родственника, еще не подозревая о собственном недуге, замечает: «До чего тут бесцеремонно обращаются с человеческим временем – просто диву даёшься»; также бесцеремонен и Богомолов, утрамбовывающий в первые полчаса всю маркированную сменой времен года вечность).
Попробуйте отстраниться от возможного негодования – дескать, что за ерунда, актриса кашляет и ничего не происходит (хотя слушать, как Морозова кашляет, честное слово, куда полезнее иной болтовни) – и представить, как это красиво: вот зеленая комната, пожираемая языками ржавчины, в ней черно-белые тела, звучит долгий, раздражающий кашель. И вдруг – слом, комната погружается в темноту, пятно резкого белого света на авансцене, Морозова изумительно читает «Грозу» Заболоцкого:
«Содрогаясь от мук, пробежала над миром зарница, / Тень от тучи легла, и слилась, и смешалась с травой. / Всё труднее дышать, в небе облачный вал шевелится. / Низко стелется птица, пролетев над моей головой».
А потом снова к ржавчине и кашлю – но и в нем уже слышна музыка; почти по Джону Кейджу – «музыка звучит всегда, просто иногда мы перестаем ее слышать». Впрочем, в панковском мире охальника и крамольника Богомолова достанется и Кейджу, но это уже во второй части, где режиссер и актриса вступят в диалоги, сочиненные самим Богомоловым.
Они остры и нахальны, все, так или иначе, говорят о смерти; самый скандальный, пожалуй, тот, что связывает учительницу, уничтожившую подопечных детей, с обвинителем – в нем возникает тень Януша Корчака («Корчак не пускал газ. – Но Корчак пускал газы»); впрочем, для людей, более-менее знакомых с творчеством режиссера, ничего неожиданного; фирменный текст Богомолова, в лучшие моменты звучащий как имитация Владимира Сорокина (а в худшие – как пародия на него).
Финальным будет скверный анекдот про старуху, принявшую раковую опухоль за беременность: пусть думает, что рожает – всяко приятнее, чем сознавать, что вот-вот умрет.
В этом скетче – вся вторая часть: весомая, грубая, зримая. Для тех, кто не вник в кашель.
Да, получается, я почти всё про этот лаконичный спектакль рассказал (умолчав, в основном, об аскетичной, но снайперски точно подобранной звуковой партитуре, где оригинальная музыка Валерия Васюкова или «Элегия» Массне в исполнении Шаляпина работают наравне с ударами кулака по металлической стенке). Со школярских позиций, «тема «Волшебной горы» Манна» раскрыта односторонне: огромный роман, роман-гора, всё же не просто «введение в смерть» (это цитата из придуманного Богомоловым текста).
С другой стороны, нельзя объять необъятное, и Богомолов разумно выделил один из центральных мотивов и стал о нем фантазировать: жестоко, трагично, смешно.
Рекомендовать к обязательному просмотру не решусь: как худруки других театров, опасающиеся нарушить душевный комфорт оплатившего развлечение зрителя. Восхождение, пусть и короткое, не из лёгких. Но если рискнете, эффект может быть сильным. И непредсказуемым.