«Маска плюс» – аперитив к основному соревнованию и борец с театральной вертикалью.
Национальный театральный фестиваль «Золотая Маска» заканчивается вручением одноименной премии – и спектаклям-номинантам нет повода жаловаться на недостаток критической рефлексии или банального анонсирования. Сложнее с внеконкурсными участниками «Маски плюс» – о них редко пишут заранее, по объективной причине – мало кто видел, и почти никогда не пишут потом – а зачем? Смысл рецензировать спектакль, который в Москве сыграли раз, от силы – два, и увезли далеко-далеко?
Не будут же заточенные под рекомендации издания советовать читателям провести театральный уикенд в Томске, Улан-Удэ или Новокузнецке (хотя ради Новокузнецкого драмтеатра можно слетать в Кемеровскую область; дальше поясню, почему).
Вариант красивого текста о концептуально подобранной программе тоже не всегда возможен: «Маска плюс», появившаяся в 2009-м, когда фестивалю стало тесно в рамках конкурса, часто отличалась намеренной эклектикой, включала разношерстные спектакли из стран СНГ, Балтии и нормального, дальнего зарубежья; кажется, только в 2015-м кураторы следовали географическому концепту, собрав работы из небольших городов – от рязанского Скопина до коми-пермяцкого Кудымкара, а вот чем связать набор 2017 года? Просто девять спектаклей, чем-то приглянувшихся экспертам. Наконец, стоят ли «приплюсованные» к фестивалю спектакли отдельных текстов? Далеко не каждый конкурсант останется в памяти до следующего года, а тут вещи, «второстепенные» по определению, их даже в архивах сайта goldenmask.ru не хранят.
Ценность «Маски плюс» и состоит в разрушении обрыдлой вертикали: программа размывает само понятие иерархии – в данном случае, театральной.
Мы привыкли всё судить по результату, на результат – спектакль, который будет успешно прокатываться хотя бы сезон-другой – заточены театры (и только великий Борис Юрьевич Юхананов своим «размокнутым», не законченным, но пребывающим в постоянном развитии «Золотым ослом» легко и радостно пошёл другим путём), на результат – награждение лучшего из лучших – работают фестивали. Но в «Маске плюс» нет конкурса, ценнее призов может оказаться обсуждение, вместо тупикового, по сути, стремления показать лучших – попытка панорамной картины нестоличного театра, где поиск важнее совершенства.
На подъезде к Петербургу, где-то в районе Колпино, из окна поезда можно увидеть граффити «Люби «Зенит» больше побед». Так и «Маска плюс» рассчитывает на тех, кто любит театр больше отдельных выдающихся спектаклей. Эта история – про процесс, про дух, который дышит, где хочет, про относительность постылого деления на «плохой/хороший».
Конечно, совсем отринуть критерий театрального качества сложно; и каждый год, отсматривая коллекцию «Маски плюс», надеешься, что вот-вот обнаружишь шедевр, пропущенный отборщиками основного конкурса. Так, кстати, бывает – в прошлом году, например, именно во внеконкурсной секции показали сильнейших «Победителей», поставленных Дмитрием Егоровым в Томском ТЮЗе, в 2015-м – пронзительного фарсового «Иванова», сделанного Петром Шерешевским в Новокузнецком драматическом театре. В 2017-м большого открытия не случилось, но самое яркое моё впечатление снова связано с Новокузнецким театром – это спектакль «Мой мужик на Севере».
Вот есть обидное, дурное, но иногда незаменимое слово «провинциальность» – и география тут не при чём. В столицах достаточно мест, где каждый вечер оживает старый анекдот, придуманный ненавистниками театра: «гаснет свет, и люди начинают говорить неестественными голосами». Вдвойне обидно, когда так – неточно, зато громко, форсируя малоосмысленные эмоции, прибегая к штампам – играют не какие-нибудь пронафталиненные зубры, а молодежь: так случилось в «Братьях Карамазовых», поставленных Львом Эренбургом со студентами петербургского РГИСИ (впрочем, режиссер, включивший спектакль в репертуар своего Небольшого Драматического театра, считает этот эскизный пересказ романа удачей).
В Новокузнецкой драме – если судить по двухгодичной давности «Иванову» и новому «Моему мужику» – на такую провинциальность нет и намека. Это театр с четкими и пластичными артистами, умеющими быть достоверными, естественными и сдержанными – даже в таких причудливых условиях, которые в «Моем мужике на Севере» создает режиссер Сергей Чехов. Вообще, странные дела творятся с пьесой Ирины Васьковской «Девушки в любви», лежащей в основе этого спектакля. Васьковская – ученица Николая Коляды, о чем можно было бы догадаться только по текстам, даже не зная этого факта биографии. На недавних московских гастролях Николай Владимирович показал собственную инсценировку двух пьес Васьковской, «Русская смерть» и «Уроки сердца» – много быта, много чувств, железная драматургическая конструкция, все приметы «хорошо сделанной» пьесы с внятно определенной целевой аудиторией: про женщин и для женщин, приходящих в театр явно не за оригинальным театральным языком.
А вот «Девушек» режиссеры подвергают заковыристым метаморфозам.
Текст не то, чтобы напрашивается на традиционное сценическое решение, – он дробный, импрессионистский, вольно обращается с течением времени (журнальный вариант опубликован в «Искусстве кино»), но все же, натурально, мелодрама, уже первая сцена которой разыгрывается в гиперреалистичном «совмещенном санузле в двухкомнатной квартире». Вот здесь я вскользь упоминал версию театра «Практика», использовавшую «Девушек» для отточенного и ледяного эстетского упражнения.
В Новокузнецкой постановке пьесу переименовали, и вызывающе бульварное название «Мой мужик на Севере» настраивает на нечто оголтело народное, вроде антрепризной «Любовь – не картошка, не выбросишь в окошко». Как бы не так.
На сцене, вроде бы, есть все атрибуты убитой квартиры – и санузел с ржавыми разводами на плитке, и древний буфет, и тусклое трюмо, но натуралистичные детали складываются в почти сюрреалистичную декорацию; и актеры, расположившиеся в ней еще до начала спектакля, ведут себя подозрительно – накладывают густой белый грим, обматывают головы туалетной бумагой. Сергей Чехов пренебрегает сюжетной стройностью (и это не упрек), превращая историю (про Варю, что снимает квартиру с подругой Катей, мутит с катиным мужиком Колей и все время твердит про своего мифологического «мужика на Севере») в судорожный коллаж из образов на тему «мужское-женское»; свободный, резко меняющий регистры, бравирующий рок-н-ролльной удалью спектакль, требующий от актеров раскованной игры стилями и эмоциональной лабильности. Справляются они великолепно; всем бы такую труппу, как в Новокузнецкой драме.
Режиссер Сергей Чехов не стесняется признаваться в заимствованиях и в финальных титрах перечисляет источники вдохновения – Параджанов, Линч, Тарковский, Роберт Уилсон; ок, «Мой мужик на Севере» не то, чтобы прорыв, однако театр нестандартный, поисковый, бойкий. Таков и другой участник «Маски плюс» – «Строптивая» из Курганского театра драмы, сбивчивое, неровное, но завораживающее переложение «Укрощения строптивой», ироничная постфеминистская рефлексия в карамельной обертке.
Этот спектакль придумала итальянка Алессандра Джунтини – и мотивом «Маски плюс» становятся коллаборации театров с приглашенными режиссерами и художниками. Немец Андреас Мерц-Райков (он давно уже не гость ни в России, ни на «Маске», привозившей на фестиваль его пермский спектакль «Согласный/Несогласный» и серовский «Трамвай «Желание») ставит в Перми «Догвилль» Ларса фон Триера (аккуратно и никак не вступая в диалог с оригиналом; получается light-версия для тех, кто пропустил фильм). Петербуржец Денис Хуснияров инсценирует в театре Набережных Челнов «Мастеровые» семейную драму пулитцеровского лауреата Дэвида Линдси-Эбера «Кроличья нора» – добротный психологический театр с простым и почти гениальным сценографическим ходом Елены Сорочайкиной: интерьер создан из корпусов видеокассет, материализованных в пластмассе сколков памяти.
Выдающийся петербургский художник Александр Орлов создает эффектную декорацию для «Побега из Шоушенка» в Самарском драматическом театре – механический балет металлических тюремных решеток. В остальном это, на мой вкус, единственное в «Маске плюс» удручающее зрелище, кондовый Театр Театрович, с тюзовской фальшью и назойливой музыкальной подзвучкой. Но, справедливости ради, скажу, что «Побег», обстоятельно инсценирующий крутой сюжет Стивена Кинга, собрал самые продолжительные зрительские аплодисменты – и не ушел с него почти никто (хамская неусидчивость нашей публики – отдельная тема, но об этом как-нибудь в другой раз). А провинциальность в лучшем смысле слова – наивную искренность вкупе с трогательной кустарной выделкой – показал передвижной драматический театр из якутского города Нюрба. В основном конкурсе такой «Шинели» места нет. Хорошо, однако, что во вселенной «Золотой Маски» есть «Маска плюс».
