На фоне, чего уж таить, крайне посредственных новых фильмов в конкурсе особенно выигрывает старая «Необратимость», в которой Гаспар Ноэ произвёл полную перестановку.
Теперь фильм так и называется – «Необратимость: Полная перестановка» (Irréversible Inversion Intégrale; Irreversible Straight Cut), и все события поставлены с головы на ноги, то есть, идут в хронологическом порядке – восхитительный пример авторского произвола. В 2002-м, напомню, один из главных киношокеров нового века начинался с глубокого погружения в ад: Мясник, постоянный герой раннего Ноэ, говорит о времени, глядя из окна на последствия бойни в гей-клубе Rectum, потом – бойня, учинённая героями Венсана Касселя и Альберта Дюпонтеля, желавшими отомстить за зверское изнасилование и избиение Моники Белуччи, потом – то самое изнасилование в подземном переходе, где тварь с лицом сифилитика превращает в кровавое месиво Монику. И так к самому началу, потерянному раю счастливой семейной жизни под музыку Бетховена. Теперь всё по порядку, и, должен признаться, я выяснил, что 17 лет, с просмотра «Необратимости» на киевской «Молодости» жил в заблуждении, уверенный, что Дюпонтель спас друга Касселя и отомстил за Белуччи, сплющив голову насильника огнетушителем. Теперь ясно, что тварь по имени Тенья не пострадала.
Бонусом к просмотру стало два зрительских обморока: один случился с типичным пенсионером на сцене изнасилования, на Rectum'е же в проходе рухнул вполне ещё молодой человек и не вставал, стоная, вплоть до титров.
Я же пересматривал страшные сцены Ноэ больше, как гиньоль – тем более, с живой и здоровой Беллуччи в соседнем ряду. Но Ноэ всё равно велик, а вот чех Вацлав Мархул, замахнувшийся на экранизацию литературного шокера Ежи Косинского «Раскрашенная птица» (The Painted Bird), смастерил фильм, к которому всерьёз, по-моему, не отнестись. Даже как страшная сказка-гротеск «Птица» не работает.
Кукла, похожая на черноокого мальчика, бродит по садистскому аду, населенному тёмным крестьянством и нацистами.
Экранизация литературного шокера выглядит как сельская оперетта – только в ней не флиртуют под свист малиновок, а выдавливают глаза ложками;
это, кстати, из светлых моментов – ибо сотворено руками Удо Кира. Звёзд тут вообще не перечесть, но только Харви Кейтелу и Алексею Кравченко повезло сыграть добро в мире нелюдей – католического священника и советского офицера, наставляющего мальчика жить, как коммунист.
Вне конкурса – вторая глава «Дневников Анджелы» (I diari di Angela / Noi due cineasti. Capitolo secondo); посвящение Ерванта Джаникяна покойной жене и соавтору Анджеле Риччи Лукки.
В титрах Анджела по-прежнему значится сорежиссёром и сопродюсером – так Джаникян отменил её смерть. Звучит напыщенно, конечно, но другого случая, когда бы новые фильмы выходили после смерти автора, я не знаю. О «Дневниках» вспоминал на Рое Андерссоне. В финальной части Джаникян цитирует ту часть дневников, где режиссеры попадают на слёт неофашистов – фанатов Муссолини.
«Я попросила красного вина, – читает за кадром Ервант воспоминания Анджелы, – на что бармен ответил: «У нас только чёрное».
Шутка неофашиста за стойкой вертелась в голове, пока смотрел на новую порцию бледных живых картин про ползучий апокалипсис от Роя Андерссона, «О бесконечности» (Om det oändliga) – там на красном вине замешано несколько гэгов, связанных с потерявшим веру священником (также в фильме присутствует Гитлер – не Муссолини, так сказать, единым).
Гэги жиденькие; если есть жажда абсурдистской комедии на вечные темы, лучше пересмотреть «Смысл жизни по Монти Пайтону».
Те, кто любит миры Андерссона (в новом фильме дополненные закадровым женским голосом – всевидящим и всё видевшим, из горних высот), новый фильм полюбили; я к Андерссону спокойно и в «Бесконечности» был тронут только двумя эпизодами – с мужчиной, который не доверял банкам (он трогательно похлопывает перед сном сберегательный матрас), и с парой тинейджеров, штудирующих законы термодинамики: энергия не исчезает, через сотни лет мы можем встретиться в виде картофеля и томатов, например. Это точно, но отменяет вселенскую тоску Андерссона: нужно ли скорбить о городах, ставших руинами, и переживать по поводу хмыря, не здоровающегося из-за нанесённых в детстве обид?
Мутная шпионская драма с Шанхаем 1941-го в качестве локации, «Субботний вымысел» (Lan Xin Da Ju Yuan; Saturday Fiction) Лу Е (к которому я с любовью, которая вот-вот заржавеет – фильмы последних лет у Лу Е, мягко говоря, не очень), в конкурсе смотрится уместно –
но только потому, что аккумулирует мотивы многих других фильмов
(и по форме – ретро с интернациональным актёрским составом, как «Раскрашенная птица»). Тут тайная сила актёрской игры (как в «Правде» и «Джокере»), личные отношения актрисы и режиссёра (как в «Брачной истории»), притяжение/отталкивание детей и родителей («Правда», «К звёздам», «Идеальный кандидат»), шпионские страсти («Я обвиняю», «Осиная сеть»), литературоцентризм («Черри Лейн, 7», «Мартин Иден», в котором заглавный герой превращается почти в Обломова, нагуляв жирок писательской известности). В «Субботнем вымысле» фигурирует первое издание «Страданий юного Вертера», с автографом Ницше: книга обещана французским консулом в награду за безопасность мисс Ю (до сих пор прекрасная Гон Ли), китайской кинозвезды, приехавшей в Шанхай – временный рай на планете, погружающейся в котёл Второй мировой – сыграть в спектакле любимого режиссёра, вызволить бывшего мужа из лап японских захватчиков и поучаствовать в шпионской авантюре.
Актёрская профессия приравнена к шпионской – занятный ход, и в частностях фильм неплох. Проблема в том, что к истории Лу Е, похоже, абсолютно холоден, герои – как рыбы, без логики, по наработанным десятилетиями траекториям, плавают в жанровом аквариуме.
Ближе к финалу начинается расперчение: рыбы красиво стреляют, умываются черно-белой кровью и умирают.
