Сыновья Иствуда и Шварценеггера, дочки-матери Греты Гервиг, метаморфозы детского кино и омоложение Колина Фёрта – продолжаем серию экспресс-рецензий с хэштэгом «текущий репертуар» .
«Тихоокеанский рубеж 2» (Pacific Rim: Uprising)
Стюарт ДеНайт, США, 2018
Вторая часть франшизы, у истоков которой стоял Гильермо дель Торо (в новом фильме он выступает продюсером и визуальным консультантом); продолжение батальной фантастики о схватке инопланетных монстров кайдзю и роботов-егерей, которыми люди-пилоты управляют на нейронном уровне. Собственно, этой особо тесной связью с человеком роботы «Рубежа» отличаются от всех иных собратьев (которые либо сами инопланетные, как в «Трансформерах», либо – полностью искусственный интеллект, помогающий человеческому, конкурирующий или враждующий с ним).
Кайдзю, твари-захватчики, цель которых – превратить Землю в выжженную лавой пустошь (а уж тогда и заселить), выползают из разломов на тихоокеанском дне (а если метафорически – из эсхатологической японской поп-культуры);
первая часть завершалась успешной штопкой этих дыр, новая начинается спустя 10 лет мирной жизни, с визита на кладбище списанных роботов Джейка Пентекоста – сына отправившегося в Вальгаллу воина-героя, контрабандиста, тусовщика и сладкоежки (Джон Бойега, «Звездные войны: Пробуждение Силы», «Звездные войны: Последние джедаи»). Мелким мародерством Джейк зарабатывает на вечеринки и маленькие радости: в мире будущего ценности подверглись революционной переоценке, и теперь за золотую цацку можно купить пакет печенья Oreo, а кабриолет обменять на упаковку соусов.
Со свалки Джейку приходится улепетывать от полиции вместе с уличной девчонкой Амарой (дебютантка Кэйли Спэни – подлинное открытие, за которое мы, возможно, еще поблагодарим «Рубеж» в будущем), своими руками смастерившей из металлолома егеря Задиру. От робокопов не сбежишь, Джейк и Амара оказываются под арестом, но вместо тюрьмы отправляются на воинскую службу в Тихоокеанский Оборонительный Корпус, рейнджером и кадетом соотвественно. Совсем скоро их знания и умения будут востребованы:
инопланетный враг, заручившийся поддержкой земных диверсантов, не дремлет, грядет новая атака, и роботы сыграют в ней неожиданную роль...
«Тихоокеанский рубеж 2» – кино конвейерной сборки, единственная цель которого состоит в демонстрации технических достижеий (не роботостроения, но компьютерной графики). Сюжет излагается с сериальной ленцой и полным пренебрежением к саспенсу (режиссировал сериальный ремесленик Стивен ДеНайт, чьё имя, в отличие от актерских, запоминать нет никакой нужды).
Одна удачная реприза: «Твоя нижняя губа должна подружиться с верхней: заткнись» – увещевает трудного подростка утомленный беготней Джейк.
Один едва заметный намек на любовный треугольник: на военной базе Джейк встречает давнего напарника и соперника Нейта (Скотт Иствуд, сын Клинта Иствуда), у которого, кажется, наклевывается роман с красивой коллегой Джулс (Адриа Архона), за которой на автопилоте приударяет и Джейк.
Вот я перечисляю харизматичных героев только для того, чтобы и вспоминая фильм (иной раз вспоминать – приятнее, чем смотреть), заключить: в нем напрочь отсутствует киногения, та эфемерная материя, над природой которой бились режиссеры и теоретики кино с самого начала ХХ века.
И вот мы дожили до регулярного появления в кинотеатрах того, что уже в каком-то смысле и не является кино; это не предмет искусства, но чистая механика, фабричное издели, причем неудобоваримое – железная каша.
И подмена произошла без всякого инопланетного вторжения.
«Полночное солнце» (Midnight Sun)
Скотт Спир, США, 2017
Не включить «Полночное солнце» в один обзор с «Тихоокеанским рубежом 2» я не мог из-за рифмы: в «Рубеже» заметная роль у Скотта Иствуда, здесь – у Патрика Шварценеггера, сына Арнольда Шварценеггера, который внешне сильно отличается от отца – не качок и смазливый.
Было опасение, что таким же смазливым окажется и фильм, созданный строго для определенной целевой аудитории: сентиментальных романтических девушек старшего школьного возраста.
Оно, с одной стороны, так: «Полночное солнце» – ремейк жгучей японской мелодрамы, выполненный клипмейкером Скоттом Спиром (он участвовал в воспроизводстве франшизы «Шаг вперед»). Love story старшеклассников Кэти (Белла Торн) и Чарли (Шварценеггер), чьи отношения трагически обречены: солнце – смертельный враг для Кэти, с детства страдающей пигментной ксеродермой; из-за недуга Кэти вынуждена проводить всё светлое время суток в доме с тонированными окнами; цена коротких ночей любви, с первыми вечеринками и побегом на рок-концерт в Сиэтл, – жизнь.
Конечно, это не «мои ночи прекраснее ваших дней», Голливуд, даже обращаясь лицом к смерти, контролирует эмоции и удерживается от экзальтации.
И всё же «Солнце» интереснее, чем просто нишевый продукт для «девочек», в котором актерские функции сведены к модельным
(это к гипотетическому вопросу, хороший ли актер Шварц-младший – не знаю, по «Полночному солнцу», где ему полагается только ласково улыбаться, тихо грустить и быть паинькой, не определить).
В фильме проскальзывает ностальгия по азартному подростковому кино 1980-х («Такие вечеринки только в кино видела», – говорит Кэти, Чарли пожимает плечами: «Обычное дело»). И мотив скоротечности жизни – из тех, которым трудно противостоять. В любом, даже топорном исполнении.
«Леди Бёрд» (Lady Bird)
Грета Гервиг, США, 2017
И снова к девичьей истории: старшеклассницы из Сакраменто, придумавшей себя имя Леди Бёрд (Сиорша Ронан). Самопровозглашенная леди рассылает анкеты в лучшие вузы страны, не думая о стоимости обучения, стесняется надоеды-матери, секретничает с отцом, участвует в постановке школьного мюзикла, пишет на заветной стене спальни имя первого мальчика Дэнни (а спустя некоторое время перечёркивает «Дэнни», чтобы заменить его «Кайлом»).
В пересказе режиссерский дебют актрисы и сценаристки Греты Гервиг («Милая Фрэнсис») кажется не слишком обязательной инди-драмеди, и до просмотра я, например, недоумевал – откуда такой резонанс, с апофеозом в виде основной оскаровской номинации?
Посмотрел – и обомлел: у Гервиг получился не просто свежий, остроумный и тонкий фильм про отношения – в глобальном смысле, между родителями и детьми, мальчиками и девочками, учениками и учителями, средним классом и богатенькими, грезами и реальностью.
«Леди Бёрд» – полифонический роман, в которой нет ни одной проходной детали, зато есть возможность идентификации со всеми персонажами, независимо от пола и возраста.
У меня получилось ощутить себя в шкуре каждого героя – от Леди Берд до препода физкультуры, назначенного в режиссеры драмкружка и строящего мизансцены «Бури» по схеме футбольной схватки. Гениально! (как и всё остальное).
«Гонка века» / The Mercy
Джеймс Марш, Великобритания, 2017
Авантюрно-биографическая драма; в основе – подлинная исторя Дональда Кроухёрста, морехода-любителя, рискнувшего в 1968-м принять вызов газеты Sunday Times и отправиться в одиночное кругосветное путешествие на яхте собственного изобретения.
За роль 37-летнего Кроухёрста взялся 57-летний Колин Фёрт – подвиг имени Олега Меньшикова в «Сибирском цирюльнике»
(и Фёрт, в общем, справляется; над тем, как он неплохо сохранился, шутят уже и в свежем трейлере «Маммы Миа 2»). Дальше – спойлеры, если хотите, как я, смотреть кино, не имея ни малейшего представления об исходе гонки, не читайте.
Впрочем, я утратил интерес к происходящему уже на экваторе повествования. И не был удивлен развязкой, несмотря на то, что основательно заблуждался в прогнозах: полагал, что отчаянный Дональд, поставивший на кон всё имущество (его поражение обрекало жену и троих детей пусть не на голодную смерть, но, как минимум, на выселение), таки победит. Оказалось ровно наоборот – устав от бесконечных поломок судна, «Дональд плакал»: он вышел из гонки, но никому об этом не сообщил, напротив, пошел на обман и имитировал участие в Golden Globe Race, пока не сошел с ума и не растворился в океанском мареве (оставив последней дневниковой записью слово «благодать» – в оригинале так и называется фильм). В эпоху «до GPS» газеты верили героям репортажей и их пресс-агентам на слово.
Был ли Кроухёрст единственным мошенником на той гонке (один из участников, например, просто не брал с собой радиопередатчик; что, кроме совести, могло помешать в фальсификации ему)?
Не фейк ли вся история морских рекордов? Такими вопросами фильм не задается. Способная погрузить хоть в транс, хоть в панику тема бесконечного одиночества среди волн решается режиссером Джеймсом Маршем (он известен как любопытным «Королём» с Гаэлем Гарсиа Берналем и выдающимся доком «Человек на проволоке», так и вполне заурядной «Вселенной Стивена Хокинга») в вялом темпоритме телевизионного байопика (из этого же формата – насквозь шаблонный образ любящей жены; право, жаль Рэчел Уайц, ввязавшейся в это неблагодарное дело).
Пресс-агента Кроухёрста зажигательно играет Дэвид Тьюлис, и это, кажется, единственный зажигательный момент. Который в чем-то перевернул мои представления о возможностях кино: можно, оказывается сделать неинтересный фильм о неинтересной истории.
«Я сражаюсь с великанами» (I Kill Giants )
Андерс Вальтер, США – Бельгия – Великобритания, 2017
Совсем коротко – о детском фильме по мотивам комиксов Джо Келли и Кена Ниимуры.
Даже не столько о фильме – он совсем прост: Барбара (Мэдисон Вулф, «Трамбо», «Джой», «Киану»), замкнутая девочка-подросток, на ровесников, старшую сестру (Имоджен Путс) и школьного психолога (Зоэ Салдана) смотрит свысока; верит в злобных великанов-людоедов и свою супергеройскую миссию по спасению мира от их вторжения; волшебное оружие хранит в заношенном ридикюле; духовным наставников почитает бейсболиста начала ХХ века Стэна Ковелески.
Больше – о непонятной мне метаморфозе, которую претерпела детская литература.
В моём детстве были Малыш и Карлсон, Тутта Карлссон и Людвиг Четырнадцатый, муми-тролли в Муми-доле, люди и разбойники из Кардамона, дракон Мартин, рыцари Берёзовой улицы, Незнайка на Луне и в Солнечном городе – и в каждом детском тексте, даже в обремененном советской дидактикой, сохранялись бесшабашность и чистое озорство. Я не возьмусь делать глобальные обобщения, но если судить, например, по книгам, выходящим в издательстве «Самокат», и тем же «Великанам», из книг для детей (и их экранизаций) напрочь улетучилась шалость. В каждой за любыми фантазиями и проделками – психологические травмы, столкновение со смертью, болью, несовершенством мира.
Бедные, бедные дети.
