Герои в большинстве остались при своих фамилиях, но адаптированы к современной России: кто-то служит в кабинете Мишустина, кто-то – на прямой связи с Путиным. Простота из названия выпала, зато появились сцены, заимствованные у Чехова, Достоевского и Шекспира. А начинается всё с популярной песни на корпоративе.
«Ты называешь меня Плюшей, наверно, потому что я хороший» – слова привязчивой вирулентной попсы;
её на десятилетии компании «Роскурица» исполняет сладкий эстрадный мальчик Курчаев. Слова (оригинал песни про «плюшевого» можно найти здесь) приписаны куриному королю Нилу Мамаеву, поддерживающему певца материально – по причине совсем не отеческих чувств. Но змей Курчаев задумал сделать про благодетеля поносный материал в телеграм-канале «Лейся, говно», где зарабатывает на жизнь молодой человек по имени Егор Глумов, бывший маленький солдат-пропагандист Вячеслава Суркова. Амбиции же у этого мальчика писательские – он страдает, подобно Константину Треплеву, за письменным столом «старой вонючей квартиры на Малой Бронной». Когда мать – Глафира Радиковна Глумова-Хачиева, автор-исполнительница бардовских песен («попробуй при ней похвалить Веронику Долину») – раскрывает семейную тайну о родстве с Мамаевым, Глумов начинает действовать. Почти без отклонений от формулы карьериста, выписанной Островским, но без тайного дневника Глумова и финального разоблачения нахала; разоблачать некого, каждый – пробы негде ставить, всё ясно как день. В финале прозвучит та же неистребимая вечнозелёная попса, но в другом, уже не праздничном контексте, на магаданских лагерных просторах, пародийно заимствованных из «Вокзала для двоих»...
Стоп, я не хочу перебрать со спойлерами, хотя «шутейные» придумки Богомолова уже разошлись в народе и по рецензиям. Из некоторых можно сделать вывод о предельном содержании сатирического яда и высоком градусе политической остроты. Острота – ну такая, относительная;
бритва поблёскивает, не раня.
Нил Мамаев женат на вице-премьерше Клеопатре Львовне, однако предпочитает мальчиков – «склонен к древнегреческим изыскам», как сие увлечение комментирует высокий фээсбэшный чин Крутицкий (который, впрочем, сам произносит слово «мальчики» с несановным придыханием). Министр Клеопатра уважительно к нацистам и приписывает Гитлеру хрестоматийную мысль Достоевского про красоту, спасающую мир. Дочь Крутицкого – активистка ЛГБТ (и навязанный папенькой брак с Глумовым – замена отсидке), жена (в неё у Богомолова превратилась Турусина, которая в оригинале просто соседка «очень важного господина») – антиваксер и вообще Игорь Миркурбанов в платье. Травестийные метаморфозы, артистическое хулиганство – один из трёх слонов, на котором (бес)покоится «Мудрец», и, например, Глафира Глумова-Хачиева – это двухметровый гигант Сергей Епишев (в другом составе – Лера Горин). Да, Миркурбанова в вашем «Мудреце» может не быть, эту роль может сыграть сам Богомолов; при ином раскладе он примерит модерновую чекистскую шкурку Крутицкого. В мой вечер фэсбэшного демиурга играл «старик» Виктор Вержбицкий, а режиссёр оставался собой – режиссёром спектакля, который с заискивающими нотками звонит на Лубянку (беспроигрышно подкупающий нарциссизм несколько мазохистского толка) и выдворяет из зала призрак покойной Глумовой-Хачиевой, рассевшийся в зале без qr-кода и смущающий сыночка замечаниями о плохой игре (без рефлексии театра – нельзя).
Вот и второй слон – сама пьеса, охально «уродующая» и оригинал, и заёмные вставки
(о визуальном аспекте – мизансценах, сцендвижении и сценографии Ларисы Ломакиной, очевидно, сознательно имитирующей красную кирпичную кладку Нового Пространства Театра Наций, сказать особо нечего – тут «Мудрец» выглядит весьма просто). Вставки – не равнозначные; вот Мамаев подкатывает яйца к Глумову (Александр Новин в очередь с Кириллом Власовым), пока тот читает кусок из «Идиота», где князь Мышкин презентует свои способности к каллиграфии; очень смешно. Когда из «Чайки» – очень банально. Из «Укрощения строптивой» – между «смешно» и «банально».
Обмолвился выше про относительную политико-сатирическую смелость; поясню чуть подробнее. С одной стороны, ничего и никого святого; Богомолов стебёт русскую интеллигенцию, министров-капиталистов, олигархоз, активисток, не появляющегося на сцене одиночного пикетчика Супченко и кого только не; не упускает и возможности бросить в зал – устами Курчаева (Даниил Чуп) – «на что уставились, бараны?». С другой, о Владимире Владимировиче вспоминают без насмешки, и Крутицкий – вроде, и мразь, и мелкий бес (уместно вспомнить самую известную роль Вержбицкого – Завулон в «Дневном дозоре», вроде, как и демон, но до Воланда далеко), но адекватнее всех прочих. Власть боготворит, а в матерной отповеди диссиденствующей жёнушке переходит на риторику представителя КПРФ, обличая воров-олигархов, ещё смеющих что-то вякать про кровавый режим (хотя они-то, кажется, ничего крамольного и не говорят). Смех Богомолова – чёрный смех; есть в его цинически-сатирической ипостаси обречённость: шутим над нашими и вашими – потому что ничего другого не остаётся. Но в плане панковской бескомпромиссности интеллигенция, над которой Богомолов потешается также беззастенчиво, как над мещанами во власти, ответила не в пример острее – в лице Дмитрия Крымова и его «Костика»;
«Мудрец»-то точно не Костиком, а Константином Юрьевичем подписан.
Подпись эта стоит не только под социальной составляющей: фарс – фарсом, но и чувствам в этой дурной гротескной империи место остаётся. Третий слон «Мудреца» – вневременной сюжет о безответном влечении увядания к цвету, зрелости – к юности, опыта – к невинности;
и – самый неочевидный и самый цепляющий перевёртыш спектакля – шаржированные роли четы Мамаевых обретают драматичное, без скидок на «мело», измерение.
Клеопатра Львовна – её играет Наталья Щукина, связывающая «Мудреца» Богомолова с «Мудрецом» Марка Захарова в «Ленкоме» 1990-х, где Щукина была племянницей Турусиной Машенькой (в другом составе – Ольга Лапшина) – комично вожделеет Глумова, Нил Мамаев – Александр Семчев – делит сифилис с Курчаевым; кажется, ржака. Ан нет, посмеялись – и хватит; в конечном счёте (хорошо смеётся тот, кто смеётся последним) Щукина и Семчев играют про настоящую любовь. Без взаимности, конечно; и невинных, как в Твин Пиксе, тут нет; поганая молодёжь.
Другие спектакли Константина Богомолова в Журнале CoolConnections: «Дракон», «Волшебная гора», «Бесы»