Кино по всем статьям большой формы: хронометраж, замах, качество. Почти диверсионный по нынешним временам потенциал – «Как запрещали, так и будут запрещать» Летова и «Срать хотел я на ваши воззрения» БГ в саундтреке, поэтизация мятежа, симпатия к защитниками Белого дома и неприязнь к диктатуре – сбалансирован усмиряющим посылом: простому человеку от политики лучше подальше.
В 1993-м Москва грезила приездом Майкла Джексона, продавцы в электричках предлагали гражданам спустить последние рубли на «календари православные и календари мужские»,
а уроженец Ярославля Виктор Брянцев (Евгений Цыганов) работал в аварийной бригаде сантехников. О том, что столичные протечки-засоры чинит недавний без пяти минут кандидат космических физико-технических наук (и на луноходе стоит отпечаток его пальца – красной точкой после гордого квартета букв «СССР»), напоминало только прозвище Виктора – Наука. Жена Лена (Екатерина Вилкова) – диспетчер в той же коммунальной службе – с крушением надежд смирилась, и даже богатым соседям по участку в Подмосковье, тоже бывшим научным сотрудникам (Александр Робак и Александра Ребенок), почти перестала завидовать, но мечтать о собственном бизнесе не перестала.
Когда грянул осенний политический кризис, супруги оказались по разные стороны баррикад: Виктор, всего два года назад стоявший близ Ельцина на броневике, ужаснулся бесцеремонным обращением первого президента с Конституцией и пошёл оборонять Белый дом и штурмовать Останкино, где пали первые жертвы. Лена встретила ночь 3 октября на Тверской, среди ельцинистов. Впрочем, в обоих лагерях пели Цоя. Люди одной крови...
Поди вспомни, что стало конкретной причиной тогдашнего кризиса – ну кроме банального и неоспоримого «за власть грызлись».
«1993» – редчайший в сегодняшней России образец политического кино; понятно, что не совсем настоящего, без бескомпромиссной авторской позиции, но всё же.
Велединский – как герой Цыганова, как автор романа-первоисточника Сергей Шаргунов – с теплом о тех, кто боролся за Руцкого с Хасбулатовым, но и «банду Ельцина – под суд!» не кричит; всё-таки нынешний, последний и бессрочный президент вышел из той же команды.
В ночь штурма Лена смотрит на небо: «Тут ещё Солнце, а там уже Луна»; примерно так и фильм; чтим память всех; не как в стишке из «Петрова и Васечкина» – «ты за Солнце или за Луну?» Один за всех; не «Человек из железа»; «1993» – фильм мягкого интеллигентного человека про мягких интеллигентных людей; горький, но не обличающий. Однако точно улавливающий симптом новой России: слово «фашист» с равной, в общем, правотой адресуют друг другу носители полярных общественно-политических убеждений. Вот только Виктор, наверное, и есть подлинный антифашист; хоть и стал сторониться политики, но в чём свобода, понимает; и помогает тем, кто в данный момент не победитель, а жертва. Осознавая, что этот маятник легко качнётся в другую сторону даже не годы спустя.
Эпилог «1993» – выглядит как реальная хроника, хотя не поручусь; в титрах ни подтверждения, ни опровержения документальности не заметил – горящий Белый дом, а метрах в ста от пожарища – очередь за мороженым; «что-то сегодня все шоколадное берут». Это скорее, случайная и оттого ещё более ценная рифма с «Манифестом» Душана Макавеева, великого и поэта, и охальника революции. У насмешника-югослава спасительная мораль звучала похоже:
режимы с треском сменяются, а мороженое остаётся всё таким же вкусным.
Велединский – вслед за Виктором, героем и хотя бы частично альтер эго – поминает фразу Теофиля Готье, «одного поэта французского»: «Из революции извлекают пользу только стекольщики». А где правда? Только в частной жизни? Скучно, но безопасно; стекольщики нищают.
Велединский – маэстро чёткого повествования (см. сериал «Закон», «Русское», «Географ глобус пропил»), обычно не хулиганящий – «1993» радостно удивляет отступлениями, которые, скорее, представишь у Григория Константинопольского. Пролог – реэнактмент «Будки гласности» (тоже, кстати, немыслимая для 2023-го вещь: заходи, кто хочешь, говори, что хочешь; власть услышит, а в тюрьму не посадят); фарсовый, смачный.
Кто-то консолидирует представителей власти: «патриоты – идиоты, а демократы – дегенераты»,
ну а Виктор поёт ухарский зонг группы «НОМ»: «Эх, ель, что за ель, что за шишечки на ней». Эту «еловую» линию поддерживает бравый концертный номер, где наши рыцари канализационных люков предстают поющими Черепашками Ниндзя. Впереди будут и космос-глюк – замещение чернушного избиения Виктора в ментовских застенках, и Циолковский за рулём ночного такси. Будут и моменты чистого кино, выделяющиеся на общем, немного по-телевизионному безыскусно снятом фоне: одержимое кружение предчувсвующего смерть Янса (Робак) у пилона, с монологом про страх – как боялся всего, включая и войну, и «Войну и мир», и огонь, и воду, и Эсэсэсэр, и Америку; или танец дочки Виктора Тани (Анна Цветкова) под Янку Дягилеву; «от сумы до тюрьмы» (крутейший, кстати, в «1993» саундтрек). Но будет и механистичность чисто сериального толка; за экватором фильм потеряет энергию – и обретёт её, когда в кадре возникнут бунты, взрывы и пожары; и никакие санитары в 1993-м не зафиксируют их; хотя и на правду кровь не выведет; закончится истерической дракой с гопотой в ночной электричке; привет стекольщикам при революции.
Умная драма этот «1993» – хорошо написанный кинороман, а отчасти и реквием по свободе, такой же недостижимой как услаждавшие фантазии Циолковского рейсы Калуга – Марс.
Больше нет ничего, всё находится в нас.