В финальной части – респектабельный закат Европы, киношторм с Кубы, индийский однокадровый опыт погружения в неврозы молодой семьи и рискованная чёрная комедия из Ирана.
Кубинское «Голубое сердце» (Blue Heart; Corazón azul) – редкая птица, которую только на раскованном, свободном от стереотипов фестивале и встретишь.
Фильм-коллаж или даже фильм-распад,
невоздержанная взрывная кинофантазия, бикфордов шнур которой зажигает новость (кажется, даже не фейковая) о развитии генной инженерии на Кубе. Фидель, великий художник-авангардист, творивший не на холсте, а на политической карте мира, отчаялся создать нового человека естественным путём и на закате лет обратил надежды взор на эксперименты с генами. И вот генетически модифицированные создания с острова Свободы вступают с обычными гражданами в, мягко говоря, диковинные отношения.
Набрасывая нечто вроде синопсиса, я пытаюсь сохранять относительную связность, хотя связность и фильм Мигеля Койулы – вещи несовместные,
скорее, параллельные прямые пересекутся, и Дональд Трамп примирится с кубинским коммунизмом, чем опишешь это беспокойное «Сердце».
Разнузданный проект, где Дарио Ардженто встречается с Уго Сантьяго, ленты теленовостей полосуют экран пулемётными очередями, в мороке хоррора расцветают порнографические цветы, и наш советский Человек-амфибия напоминает о дерзких мечтах по переделке человека.
Итало-французские «Равнодушные» (Gli Indiffirenti) Леонардо Герры Сераньоли – образец кинематографической нормальности; с Валерией Бруни Тедески в главной роли; режиссёр известен драмой LikeMeBack про опасность лайков и соцсетей для подрастающего поколения;
и в новом фильме молодёжь – отпрыски разорившейся аристократической семьи – страдают даже больше по обыкновению неадекватной Бруни.
Перенос в современность романа Альберто Моравиа, посвящённого «позолоченной гнили» – то бишь, падшей аристократии и душным нуворишам – осуществлён аккуратно, но без особой изобретательности. В отличие от изобразительных решений; некоторые сцены – например, суматоха, в которой герои снуют по дому, где вырубили электричество, освещая пространство экранами мобильных – чистое кино.
Индийское «Счастливое предзнаменование» (Joyful Mystery; Santhoshathinte Onnam Rahasyam) – один кадр длиной в 85 минут; автопробег в клинику и обратно; вообще обходится без операторских выкрутасов – снят будто автоматическим регистратором, только установленным перед лобовым стеклом.
Снаружи – суета пандемии, но молодую пару внутри автомобиля тревожит не «корона», а задержка месячных: заводить ребёнка в планы никак не входит.
Фильм Дона Палатхары – немного камерный театр на колёсах; однако не утомляет – сыгран живо, естественно; в самые удачные моменты кажется, что подсматриваешь за интимной разборкой друзей; радость вуайеризма – органической части искусства кино – никто не отменял.
С иранской кинематографией у ММКФ часто складывается: именно Москва открыла будущего любимца Канна и Американской киноакадемии Асгара Фархади, вручив «Серебряного Георгия» его дебюту «Танцуя в пыли»; с московского показа «Под кожей города» начиналась международная карьера Рахшан Бани Этемад; дважды, за «Проще простого» и «Дочь», «Золотой Георгий» доставался Резе Миркарими. Тут уже можно пошутить, что если не знаешь, кого награждать, выбирай Иран, не прогадаешь. «Сын» (Pesar; The Son) Нушин Мераджи – мрачная комедия о толстом маменькином сынке: старший брат удрал зарубеж и на связь не выходит, приходится Фариду в одиночку ухаживать за старушкой-мамой, которой бесконечная сыновья опека, кажется, уже претит. С женщинами Фарид не встречается, максимум что позволяет себе – тайком сфотографировать соседку, кормящую птиц. Но вот мама умирает, и Фарид вместо организации похорон прячет тело в холодильник. Не оттого, что трус или глупец – от нежелания признавать смерть;
чёрный анекдот, дополненный неожиданными для иранского кино фривольными виньетками – вроде свидания с ночной бабочкой – вырастает в полноценную семейную драму.
«Фарид, не клади меня в холодильник когда я умру. – Конечно, брат, у тебя ведь клаустрофобия».
