Вне конкурса в Москве показали три самых необычных спектакля прошлого сезона – «Донецк. 2-я площадку» Анатолия Праудина, «Вафельное сердце» Константина Кучикина и «Историю одного города» Ильи Мощицкого.
«Маска Плюс» – внеконкурсная кураторская программа: конкурс «Золотой Маски» собирает экспертный совет, в который входит под дюжину человек, «Плюс» ставят два-три критика, каждый год – разные. В 2021-м за селекцию отвечали Юлия Клейман и Вера Сердечная, и они постарались, чтобы в разнообразии off-секция не уступала основной. Даже два спектакля одного режиссёра – блистательного формалиста Олега Ерёмина (о его «Собачьем сердце», украсившем «Маску Плюс» два года назад – здесь) – ничем не похожи друг на друга:
избыточность vs аскетизм.
Из Южно-Сахалинска Ерёмин привёз помпезную (сценография Сергея Кретенчука – постапокалиптический собор, во втором действии разрушающийся до основанья, чтобы превратиться в лабиринт видеоэкранов) и эклектичную «Марию Стюарт», три с лишним часа примиряющую (с переменным успехом) классический текст Шиллера и брутальную, пульсирующую клубной поп-музыкой современность. Из Петербурга – моноспектакль по «Великому пожару» Роланда Шиммельпфеннига: на чёрной пустой сцене в лучах дисколайтов Мария Лопатина транслирует массивную немецкую псевдолегенду под фортепианный аккомпанемент тапёра, исполняющего немецкую классику.
Впервые «Маска Плюс» заступила на территорию «Детского Weekend’а», пригласив два кукольных спектакля – «Льва и птичку» молодого режиссёра Владислава Тутака из петербургского Большого театра кукол и «Сказку о золотом петушке», поставленную ахейцем Максимом Исаевым в петербургском театре «Karlsson Haus». Сделанные со вкусом, но очень уж просто «Лев и птичка» – инсценировка книжки-картинки канадской сказочницы Марианны Дюбюк. Миниатюрная вещь про то, как дружба с маленькой птичкой удержала потерявшего львицу льва от суицида, действует несколько угнетающе. Выступлю как замшелый ретроград, но размышления о том, что жизнь – это боль и кончается смертью – не то, с чем в первую очередь ассоциируется спектакль для дошкольников.
Будда вот только в тридцатник узнал про старость, болезни и смерть – и ничего, многого достиг.
Ёрничаю я, возможно, из-за визуальной непритязательности спектакля, берущегося за рискованную тему. В «масочном» конкурсе театра кукол участвует тоже петербургский «Крот, который мечтал увидеть солнце» театральной корпорации «Кот Вильям». Там, вроде, хоть и «6+», но со взрослыми темами – кроты рабски трудятся по принципу «рой-копай» в стопроцентно тоталитарной системе, однако придумок сорокапятиминутного спектакля хватит на десяток «больших» работ,
и ты, что в шесть, что в сорок шесть лет смотришь с открытым ртом.
«Петушка» я пропустил из-за трипа в Архангельск, куда позвал «Север» – спектакль-инсталляция Сергея Чехова, возможный только в заброшенном здании Морского Речного вокзала и приписанный к Архангельскому Молодёжному театру (об этом эксперименте подробнее напишу в тексте про основную программу). Архангельский Молодёжный изрядно взбодрил и «Маску Плюс», открывшуюся вполне достойно, но без сюрпризов: более-менее традиционным вербатимом «Зона красоты» новосибирского театра «Понедельник выходной», основанном на исповедях зечек;
самый крутой момент – превращение костюмов для дефиле в тюремную униформу.
Второй спектакль программы откровений тоже не сулил: «Грибы» новосибирского «Первого театра» поначалу интригуют мистикой в истории молодых людей, пошедших по грибы и заплутавших в эзотерических российских топях, но, увы, скоро сводятся к уместным в соцсетях рефлексиям драматурга Натальи Зайцевой о творчестве и глобальных экологических траблах.
А вот «История одного города», поставленная в Архангельске Ильёй Мощицким, – развязное зрелище, в котором Салтыков-Щедрин – только повод для травестийного карнавала среди псевдоантичных ваз с прахом, кажется, всего классического наследия: в граждан города Глупова записали и Пушкина с Бродским.
Дикарский насмешнический театр действует на иррациональном уровне.
Это не сатира, не левацкий стёб над неизлечимо патриархальной страной, но истовый панк-перформанс, выворачивающий наизнанку и русскую классику, и саму Русь, которую не проймёшь ни умом, ни верой;
отчаянное, наглое действо, в котором сам товарищ писатель оттеснён на сценические задворки, а зрителю, удосужившемуся прочесть программку, предоставляется полная вседозволенность. Которой воспользовались разве что единицы, гневно покинувшие зал во время представления.
Сенсацией «Маски Плюс» стал «Донецк. 2-я площадка», поставленный Анатолием Праудиным в его лаборатории «ЦЕХЪ театр», существующей при «Балтийском доме», очевидно, на птичьих правах: в одну из мартовских поездок в Петербург подслушал у метро «Горьковская», как парень – вероятно, актёр – жаловался спутнице: «И «Цеху» только вечера дают – да даже не вечера, а ночи! Так и репетируем!» Авторы спектакля, среди которых на равных с Праудиным справедливо называть актёра Ивана Решетняка, несколько лет назад перезимовали на 2-й площадке, то есть, в рабочем посёлке полуживого химзавода в воюющем Донецке;
результат – почти двухчасовой монолог Жеки, самого обычного парня, который однажды лёг спать жителем города на востоке Украины, а проснулся гражданином нелегальной ДНР.
Праудин/Решетняк создают гиперреалистичный мир (и постиндустриальный неуют-непокой Малого выставочного зала на ARTPLAY, где играли «Донецк» в Москве, ему очень подошёл), градус достоверности в изображении героя зашкаливает – тем острее финальное возвращение актёра от персонажа к себе, комментирующему то, что мы только что услышали и увидели. Дань театральной условности – разве что второй исполнитель, Игорь Каневский, играющий бойцовского кота Персика, тоже осевшего на 2-й площадке. Перед началом Праудин сказал, что спектакль, вероятно, заденет независимо от того, чью сторону в гибридном противостоянии России и Украины занимает зритель; политичность этого высказывания – именно в его вопиющей аполитичности, в жестокой беспристрастности хроники.
Спектакль – дотошный, нецензурированный вербатим, натуралистичный слепок реальности, монолог человека, попавшего в жернова конфликта, запущенного чужой недоброй волей.
В «Донецке» есть своеобразный «гастрономический» аттракцион – борщ, который Жека варит на сцене в течение всего действия; его можно попробовать на выходе. Я попробовал, и этот опыт – сродни жареной картошке, что готовили у Волкострелова-Пряжко-Перетрухиной в «Трёх днях в аду». Но «суп из конских залуп» – так мог бы назвать варево нещадно матерящийся Жека – это про реальность, а Праудин и Решетняк творят метаморфозу документального театра: косноязычная исповедь донецкого пацана вдруг обращается подобием «Последней ленты Крэппа», равно неловкой и гипнотической фиксацией ускользающего времени, странной, жуткой, хорошей и призрачной жизни.
«Детский Weekend» – специфическая программа «Золотой Маски», на неё журналистов аккредитуют обычно по спецзапросу, типа, зрительские спектакли для всей семьи – писакам-критиканам смотреть необязательно. И именно в этой «народной» секции в 2021-м показали один из лучших спектаклей года – «Вафельное сердце» Константина Кучикина в Хабаровском ТЮЗе, по повести норвежки Марии Парр, нежно переведённой Ольгой Дробот. Текст – от лица мальчугана Трилле из бухты Щепки-Матильды;
не сказка, но с чарующими волшебными интонациями; детство у моря – чистая красота и ностальгия, которая всегда с тобой.
Глупо задавать риторический вопрос, отчего спектакль не в основной программе, но всё же.
Построено «Вафельное сердце» согласно принципу бродилки – зрители следуют за актёрским трио Марии Бондаренко, Виталия Федорова и Михаила Тулупова по внесценическим пространствам театра, которые художник Катерина Андреева где-то застраивает мегаломанскими объектами – так в скалы-исполины превращаются хранилища муки и сахара, обязательных компонентов в рецептуре вафель. А где-то ограничивается деталями – и обычный дискотечный шар, маленький маяк или галька с каменистого морского берега обретают магические театральные свойства. Гастрольному спектаклю, вроде бы, не повезло – декорации застряли, не на таможне, но в бюрократических инстанциях железных дорог, устроить путешествие по закоулкам РАМТа не вышло – но нет худа без добра;
хабаровчане вышли из патовой ситуации виртуозно.
О том, что москвичи не смогут поучаствовать в приключении-путешествии так, как задумывалось изначально, предупредили до начала; после первой части «Вафельного сердца» – она игралась, как должно, не отличаясь от оригинала – зрители препровождались в больше фойе к монитору, на котором транслировалась запись спектакля в Хабаровске – и получали возможность оказаться на виртуальной экскурсии по театру, где спектакль был рождён. Живые актёры в считанные часы освоили взаимодействие с самими собой в записи – и это бесподобный пример профессионализма:
по мне, так нет ничего сложнее согласованной игры исполнителей in flesh с видеодокументацией собственной работы.
Нельзя не сказать и о вкусном бонусе, доставшемся москвичам: время, освобожденное от перемещений в пространстве, ушло на приготовление тех самых норвежских вафель; каждый зритель попробовал сладкое тепло на вкус. Ну а вызволенные из бюрократических тенет декорации, смонтировать которые возможности не было, и в Москве всё ж увидели – уже по окончании спектакля, на выходе из РАМТа. Назвать эту встречу с материальной начинкой спектакля могу только обыкновенным чудом: спускаешься в гардероб, а попадаешь в фантазийные Щепки-Матильды; один малыш ошеломлённо говорил маме: «Как, как они за два часа это установили?» Я тоже не понимаю; только восхищаюсь.
