37-летний галисиец Лаш – мастер нового поэтического кино. И автор, который никогда не повторяется, сочетая в своих обманчиво простых фильмах разнородные стилистики. Его работа, получившая в мае приз жюри на Каннском фестивале, продолжает летнюю кинопрограмму Музея современного искусства «Гараж» .
Я не очень люблю обобщения; в каждом будет ложь; однако же собирательный образ актуального режиссёра нового века складывается сам собой. Вот навскидку, без ресёрча, самые громкие дебюты нынешнего десятилетия – все принадлежат новичкам, обладающим очевидным сходством, будь то венгр Ласло Немеш («Сын Саула»), американец Джордан Пил («Прочь»), чех Адам Седлак (его «Домашний режим» мы показываем на фестивале авторских хорроров ДИКИЕ НОЧИ) или наш совсем юный соотечественник Кантемир Балагов («Теснота»). Только кажется, что между ними нет ничего общего: все превосходно владеют профессией и бравируют этим владением, все создают амбициозное и очень здорово придуманное кино, отменно манипулирующее нашими эмоциями. Ключевое слово: придуманное.
Новые кумиры фестивалей и продвинутой публики работают «от головы»; вместе с ними на смену «новой искренности» пришла «новая вычурность».
И талантливый расчёт. Оливер Лаш (остановимся на таком русском написании его галисийской фамилии Laxe, отринув блуждающие по рунету версии Лакс и Лаксе) – исключение.
Его дебют «Все мы капитаны» (2010) был показан в каннском «Двухнедельнике режиссёров», а второй фильм «Мимозы» (2016) победил в каннской же «Неделе критики». «Капитаны» были лёгкой игрой на стыке постановочного и документального кино; поводом для этой игры оказывался визит начинающего режиссёра (которого сам Лаш и играл) в Танжер, для съёмок фильма о трудных подростках. «Мимозы» сохраняли псевдодокументальную эстетику, но были уже величественной легендой об умирающем шейхе и последнем пути, в который его тело в сопровождении каравана подданных отправлялось по барханам марокканской Сахары. В третьем фильме, «И придёт огонь», рожденный в Париже космополит и странник Лаш (на его счету – две главные роли в интернациональных проектах – португальском эстетстве Луиса Миньярро «Не люби меня» и фильме британца Бена Риверса «Небо дрожит, и земля в страхе, и два глаза друг другу не братья» по рассказу Пола Боулза) возвращается на родину предков, в галисийскую глубинку, чтобы рассказать камерную историю одинокого мужчины. Разные сюжеты, разные локации, но в каждом фильме – спонтанность и бережное отношение к реальности; никакого насилия над ней, никакой нарочитой реконструкции.
Тонкое медленное кино Лаша растет из повседневности, но, конечно, остаётся кино – виртуозным (и нежным) экспериментом по запечатлению реальности, охотой на бабочек образов.
Главную роль в «Огне» играет непрофессиональный исполнитель, Амадор Ариас, герою которого Лаш сохранил имя Амадор. Только фамилия у экранного персонажа другая – Коро. Он возвращается в горную деревню из мест лишения свободы – мотал срок за поджог, который, возможно, и не совершал. Но для односельчан Коро остается чужаком, подозрительным пироманьяком, от которого лучше держаться подальше. Никто не ждёт Амадора, кроме матери. Никто не любит Амадора, кроме матери. Никто не знает Амадора.
Реальный Амадор Ариас много лет работал лесничим; и до сих пор он выхаживает больных лесных зверей.
Каждый фильм Лаша рождается в момент встречи с будущим героем; в Амадоре, чьё имя переводится «тот, кто любит», режиссёра зачаровала «горькая правда меланхоличных глаз и сгорбленных плеч», «гиперчувствительность, которой нет места в современном мире».
И мать героя играет впервые появляющаяся на экране Бенедикта Санчес, 83-летняя крестьянка, чьи естественность и достоверность неподвластны ни одной актрисе. «И придёт огонь» – фильм-портрет и фильм-пейзаж, в котором уникальная человеческая природа и природа застенчивых галисийских гор – на равных. А жанр точно определяет сам Лаш: это сухая, прячущая слёзы мелодрама. Чистое – во всех смыслах – кино.
