Костюмированный Йоргос Лантимос создаёт иллюзию нормальности. Альфонсо Куарон отправляется в черно-белое детство. Оливье Ассайяс высмеивает свой социальный класс.
В «Горе», упомянутой мной в предыдущем репортаже, Удо Кир играет пожилого тренера по фигурному катанию – не самая распространённая профессия; в жизни встречается реже, чем в кино. Мне же неделю назад достались такие необычные попутчики в поезде Воронеж-Москва: совсем юные, едва ли 20 исполнилось, девушки и парень – фигуристы, которые готовились к экзаменам, чтобы стать судьями в этом артистичном виде спорта. В подслушанных мной правилах звучал такой критерий высокой оценки: «без видимых усилий». В Венеции конкурсные тяжеловесы Лантимос и Ассайяс легкостью не отличаются – при всей непохожести друг на друга в остальном.
«Фаворитка» (The Favourite) Лантимоса – уже название должно услаждать любителей Валентина Пикуля и карет, запряженных лошадьми с плюмажем; костюмированная драма типа «в плену дворцовых интриг». На экране – умеренно смачно изображённый XVIII век, Британия в состоянии разорительной войны с Францией, которая ведётся, как кажется, исключительно по воле герцогини Мальборо (Рэчел Вайц), фаворитки и интимной наперсницы королевы Анны (Оливия Колман), грузной и капризной женщины-животного. Герцогиня честна с опекаемой, не боится сказать, что дурной макияж делает её похожей на барсука. Новая служанка, кузина герцогини Абигайл (Эмма Стоун) завоёвывает доверие Анны умением готовить целительные мази из трав (у королевы больные ноги), ну а когда её величество узнает, на что способен язык Абигайл (у девушки есть кое-какой, полученный не по доброй воле сексуальный опыт), леди Мальборо приходится потесниться.
Наверное, это история о любви и власти, дружбе и коварстве, причудливом женском характеру – ну да всяких интерпретаций можно наплести, было бы желание.
У меня – нет; я воспринимаю Лантимоса как броского, но пустоватого формалиста, изобретателя щекочущих нервы аттракционов, с патологиями и шизофреническим абсурдом – и вот фильм, в котором нет ни одного шокера: ну что такое самонанесение лёгких кровоподтёков книгой или заточение раненой после падения с лошади фаворитки в бордель рядом с выбиванием клыков и прочими лобстерами? Пресловутые абсурдистские странности – разве что в физиологических подробностях; но применительно к XVIII веку их и странностями не воспринимаешь. Ну, нравилось королеве с её идиосинкразией к сладкому лопать бисквитные торты и тут же выблёвывать их в угодливо поднесённую чашу – у сиятельных особ ещё не такие закидоны бывают (плюс не забываем про неврозы, смерть 17 детей, политические дрязги и не ужасаемся, а сочувствуем Анне). А как бы нормальный, с психологией Лантимос – всё равно, что порно, где все одеты и не совокупляются.
Альфонсо Куарон в «Роме» (Roma в названии – не столица Италии, а богатый район в Мехико) ориентируется на собственные детские воспоминания. Время с Рождества 1971-го до лета 1972-го, главная героиня панорамного, изобилующего роскошно срежиссированными общими планами (на которых и семейные обеды, и массовые занятия восточными единоборствами, и народные волнения), – служанка Клео, обихаживающая богатую, но несчастную семью, из которой сбежал (сказав детям, что летит в командировку в Оттаву) отец.
Кто из мальчишек сам Куарон, я, честно, не выяснил: то ли самый маленький, Пепино, который любил играть в смерть и помнил свои прошлые жизни, то ли Пако, тот, что постарше, спасённый вместе с сестрой Софией из морских вод самоотверженной служанкой Клеодегарией, только что потерявшей своего ребёнка.
Объективно придраться в «Роме» не к чему: каждым широкоформатным кадром Куарон будто говорит: «Вы только посмотрите, какой я режиссёр! Выдающийся! Да что там, великий!» Для меня же «Рома» остался муляжом, чья безжизненность особенно очевидна, когда Куарон берётся цитировать старое кино, космический экшн Marooned или «Большую прогулку». Её в пышном имперском зале Клеодегария смотрит с бойфрендом Фирмином; узнав, что девушка залетела, Фирмин спешно убегает (чтобы уже не вернуться) в туалет, забыв куртку и не досмотрев финал «Большой прогулки». А нам вместе с Клео досмотреть великую комедию позволили – и, по мне, это самое интересное, что случается за 135 минут постановочных изысков «Ромы».
«Двойные жизни» (Double vies) Оливье Ассайяса – архаичная и многословная буржуазная комедия про адюльтеры в среде богемных интеллектуалов. Есть намёк на дополнительное измерение (но только намёк) – новая цифровая реальность, подвергающая старый книгоиздательский мир переменам; дескать, это не просто наши современники, а почти горьковские «Дачники»; живут по старинке, а на дворе новый век. Фигуранты следующие: издатель (Гийом Кане), который не хочет выпускать – больше по соображениям морали, не разделяя эксгибиционистской откровенности автора «авто-фикшна» – «Последнюю остановку», новый роман писателя (Венсан Макен), который тайно спит с женой издателя, телезвездой полицейского сериала (Жюльетт Бинош). В то время как у издателя интрижка с главой нового дигитального отдела (Криста Тере).
Непритязательный юмор: адептка новых технологий не видела ни одного фильма Бергмана; когда издатель поутру вспоминает «Причастие», сравнивая себя с пастором, который, хоть и утратил веру, но ритуалы отправляет, вот и он от бумажных книг не отказывается, девушка, натягивая трусы, комментирует: «Стоит посмотреть? Рекомендуешь?».
Но и героиня Кристы Тере не совсем пропащая; может процитировать финал «Леопарда» – ибо Лампедузу читала точно, даже если к Висконти – как к Бергману. Ну а вот самая популярная шутка, повторенная не меньше четырёх раз (под аплодисменты зала): минет на «Звездных войнах: Пробуждении Силы» в «авто-фикшн» стал минетом на «Белой ленте». В Канн такое остроумное кино не взяли. Венеция не отказалась. Хорошо, что кроме конкурса, есть параллельная «Неделя критики» и VR, о которых ещё расскажу.
