До завершения суперинтенсивного сезона и короткого отпуска (первые осенние показы «Галилея» уже назначены на 14-15 сентября) инновационный Электротеатр успел открыть Театральный двор – оазис чистого искусства в пяти шагах от суетной (а сейчас еще и изувеченной) Тверской.
18 июля я попал на площадку под открытым небом практически с самолета, вернувшись из Авиньона и Экс-ан-Прованса – получилось замечательное продолжение театрального путешествия:
Двор Электротеатра – младший брат европейских старичков, Théâtre de l'Archevêché в Эксе или Cloître des Carmes в Авиньоне. И дело не во внешнем сходстве open air пространств, а в торжественной и одновременно раскованной атмосфере, в энергетической «правильности» мест.
И, конечно, в автоматическом включении в действие ветра и неба – художник-постановщик «Галилео» Степан Лукьянов не мог запрограммировать погодные условия, облака, рассеивавшиеся на глазах, в течение всей оперы, оказались элегантным штрихом, внесенным в постановку самой природой. Она и не могла остаться равнодушной к премьере спектакля об ученом, изменившем отношения человека и мироздания – наперекор господствовавшей официальной религиозной доктрине.
А уже через два дня, 20 июля, в электротеатральном дворе начался II Международный фестиваль экспериментального кино MIEFF, позволивший оценить немыслимое для большинства тускловатых российских кинотеатров качество кинопроекции. Кинопоказ сопровождал перформанс Дмитрия Волкострелова и Алисы Кретовой «Соотношение сторон» – обманчиво простой и космически бездонный. На белом квадрате из пластика режиссер и актриса, следуя четко сформулированному алгоритму и используя пленку видеокассет, чертили форматы кинематографических изображений (то, что мы воспринимаем как узкий или широкий экран, на самом деле насчитывает больше двух десятков разновидностей).
В этом кажущемся элементарным, но весьма трудоемком процессе (тут и физическая нагрузка, и необходимость постоянно рассчитывать длину сторон) – внятный синефильский комментарий, придуманный к конкретному событию, кинофестивалю, и возможность невербальной коммуникации (исполнители, поочередно проводящие линии сторон, должны молчать), завороженность новорожденным ритуалом и дань математике, о постоянном присутствии которой в повседневности мало кто (кроме Галилея и других избранных гениев) задумывается.
Наконец, это просто очень красиво, и завершением визуально изощренной работы стало полноценное абстрактное полотно, где вместо краски – пленка.
Столь же внятен «Галилео».
Для короткой рецензии хватит двух слов из «Богемской рапсодии» Фредди Меркьюри: Galileo – magnifico-o-o-o!
Но можно и подробнее.
Эта «Опера для скрипки и ученого» (автор идеи и ведущая солистка, скрипачка Елена Ревич), совместный проект Электротеатра и Политехнического музея – дань уважения театра науке и, шире, свободной человеческой мысли, противостоящей любым догмам.
Актуальный социальный посыл «Галилео» ненавязчив – эстетика, как всегда у выдающегося формотворца Юхананова, доминирует, – но очевиден; это тихое, лишенное экзальтированных бунтарских жестов, но стойкое сопротивление теистическому мракобесию (полагаю, что и Галилея, и Юхананова можно отнести к представителям теистического эволюционизма).
Место привычных оперных арий занимает прозаический текст – объёмный монолог Галилея, который исполняет реальный ученый, математик и физик Григорий Амосов. Он не прибегает к актерским ухищрениям, однако интонирует точно, чутко следуя музыкальной драматургии, отчего текст звучит максимально убедительно; не уверен, что у иного мастера сценической речи получилось бы также. Речь Галилея разбита на пять частей – «Конфликт», «Телескоп», «Механика», «Заблуждения», «Гелиоцентризм». Это лишь отчасти автобиография (хотя «Галилео» и можно приписать к модному направлению edutainment), больше – насколько философское, настолько и человечное (техника рассказа от первого лица повышает степень доверительности) размышление. Про индивида и общество, планету, космос.
Как и в случае с эпическими «Сверлийцами», сложноустроенную партитуру «Галилео» создали несколько композитров: Сергей Невский, Кузьма Бодров, Дмитрий Курляндский (моя любимая, третья часть, в которой элементы лаунжа и даунтемпо инкорпорированы в академическую музыку), Кирилл Чернегин и Павел Карманов (величественный и патетичный эпилог «Гелиоцентризм»). Только если «Сверлийцы» играются в пять вечеров, «Галилео» лаконичен и длится чуть больше полутора часов.
Это вообще самый аскетичный из известных мне спектаклей Юхананова, режиссера обычно избыточного.
Здесь – никакой чрезмерности: церемониальный спуск на сцену музыкантов Questa Musica, облаченных в монашеские красные одежды, остроконечные надувные башни, чей частокол постепенно заслоняет главного героя, броская видеопроекция (у которой есть и «темная» сторона – шалеющие от красоты зрители, сколько им не тверди о запрете на фото-видео-съёмку, расчехляют камеры мобильных) – вот, кажется, и все постановочные эффекты. В «Галилео» важнее другое – ясность и романтизм посыла. И кажется, что финал с его наивным и прекрасным уподоблением Земли кораблю, придуман не театральным мэтром, а вдохновенным юношей, исправляющим карту звездного неба. Исправляющим верно, в согласии с наукой.
