Новые фильмы Павла Костомарова и Светланы Проскуриной в главном конкурсе Московского международного кинофестиваля.
Каждый текст о фестивале – часть коллекции воспоминаний. Составляя её из причудливых фрагментов увиденного, получаешь возможность хотя бы одной-двумя строками упомянуть максимум промелькнувших в фестивальной чехарде фильмов.
Трактор Belarus, вспахивающий каменистую почву на крайнем юге Марокко, в сотнях километров от Танжера, куда судьба заносит юного механика, младшего из братьев, выбравших бегство во Францию, – повод сказать о «Кочевниках» Оливье Куссемака, где обнаружился этот неожиданный славянский след; прекрасный фильм – не о нелегальной эмиграции, но о юности.
Страстные объятия и поцелуи, в которых на дикой домашней вечеринке сливаются мужики в масках Путина и Трампа, – фрагмент «Икры», австрийской плутовской комедии о русском олигархе (его играет Михаил Евланов), надумавшем построить дом на Шведском мосту, в Вене – и одураченном вместе с коррумпированными венскими подельниками интернациональным трио женщин. Феминизм в действии – и с изрядной долей самоиронии: от режиссера-мужчины шуток, которые позволяет Елена Тихонова, прогрессивная общественность могла бы и не стерпеть.
Зато теперь мы знаем, как легко разрушить женскую дружбу – «смешав на вечеринке любимых подруг, неразборчивых мужчин и караоке».
«Russkiy» вместо «Russian» –
так смешно обращается к режиссёру и оператору Саше Кулак героиня её документального фильма «Хроники ртути» американка Кейт Вудс, неунывающая (даже после победы Трампа) обитательница шахтёрского города-призрака Индрия, содержащая чёрного котёнка Отелло и банду дружелюбных чихуахуа (в которой есть Гамлет и Офелия). То, что Саша Кулак – гений чистой визуальной поэзии, было ясно уже с короткометражки «Рождество», снятой в Грузии вместе с Русланом Федотовым (соавтор «Хроник» – американец Бен Гез). Новый же фильм, посвященный Кейт, её брату и их старинному другу, фотографу Тому Чарджину, из чарующих и смешных хроник жизни обаятельных маргиналов превращается в настоящий эпос – даром, что длится всего 75 минут.
Но пора от внеконкурсных жемчужин переходить к участникам соревнования. «Эпидемия. Вонгозеро» позиционируется в каталоге как первый игровой полный метр Павла Костомарова, оператора и режиссёра, много работавшего в документальном кино вместе с Александром Расторгуевым и уже в одиночку снимавшего сериалы на ТНТ.
Нюанс в том, что «Эпидемия» – тоже пилот сериала для платформы ТНТ-Премьер, только «загримированный» под самостоятельный фильм:
чтобы всё не обрывалось «на самом интересном месте», придуманы титры, сжато рассказывающие, что ещё случилось с героями. Вопрос, правомерно ли включение такого проекта в главный конкурс международного фестиваля (при наличии в этом году отдельной программы пилотов «Первая серия»), для меня не стоит. Костомаров – выдающийся кинематографист, работавший с реальностью в самых разных её проявлениях («Я тебя люблю», «Срок»); ММКФ показывает его генезис; результат же адаптации документалиста-новатора к развлекательному сериальному формату – собственно, фильм «Эпидемия. Вонгозеро» – живой, захватывающий и документально точный. Несмотря на жанр фантастической антиутопии.
На Россию накатывает эпидемия вируса, превращающего людей в зомби с выбеленными зрачками – на короткое, впрочем, время: смерть наступает быстрее полной зомбификации. Герои – семьи двух обеспеченных мужиков, товарищей и соседей по загородным домам в дальнем Подмосковье. Сергей (Кирилл Кяро) живёт с новой женой, психологом Анной (Виктория Исакова) и её сыном-подростком, аутистом Мишей (Эльдар Калимулин, звезда МТЮЗа и комедии Романа Каримова «Днюха!»); отношения с бывшей, Ириной (Марьяна Спивак), и маленьким сыном, мягко говоря, натянутые. Глава второй семьи – богатый жлоб Лёня (смачная роль Александра Робака); у него – беременная молодая жена Марина (Наталья Земцова) и бунтарка-дочь от первого брака (Виктория Агалакова), неуравновешенная девица с алкогольной зависимостью и ненавистью к мачехе. Когда стране приходит *** [нецензурное слово, звучащее в убойном видеоблоге из «Эпидемии», увы, исчезнет после фестивальной премьеры – вместе со всей более, чем уместной инвективной лексикой],
Сергею и Лёне приходится браться за деньги и оружие, чтобы спасти себя и близких.
Марьяна Спивак в «Эпидемии» практически повторяет свою роль из «Нелюбви» Андрея Звягинцева – и это повод сравнить фильмы. Звягинцев же – завсегдатай Канна, официальный, так сказать, представитель Высокого Искусства, вроде бы, абсолютный антипод снятой в демократичной эстетике «Эпидемии». Но как раз в таком парадоксальном сопоставлении видна вся мертвечина, зомби-природа искусственных звягинцевских конструктов. У Костомарова же, при всей предусмотренной форматом прямолинейности поведенческих реакций, герои – не хорошие или плохие, но настоящие;
тот же Лёня – похабно шутит и на зеркало в тачке георгиевскую ленточку повязывает, у Звягинцева был бы стопроцентным чудовищем, изображенным с интеллигентским испугом и отвращением, а тут – нет, заставляет себя полюбить.
Как и все другие, далёкие от стандартов добра и зла персонажи. Потому что Костомаров – всегда про доверие к реальности. Эпизод с молитвой (вообще, я стараюсь без подробностей в изложении сюжета, чтобы не спойлерить) немного перебор, но, в конце концов, это же русский хоррор; без духовности никуда.
«Воскресенье» Светланы Проскуриной – один безумный, мучительный день из жизни госчиновника Терехова, служащего в мэрии неназванного провинциального города; рабочий выходной человека, который обнаружил в почтовом ящике записку «Скоро умрешь».
Терехову (Алексей Вертков сотрудничает с Проскуриной на втором фильме подряд; в «До свидания мама» он играл современного Вронского) предстоит череда тяжёлых, неприятных визитов. В больницу, где после неудачной попытки самоубийства лежит любовница (Александра Ребенок); причина, заставившая её прыгнуть с балкона, – неизбывная и иррациональная неприязнь – к себе, к близким, к окружающей действительности, то, что гложет каждого персонажа «Воскресенья»;
состояние, когда хочется «всё это» прекратить – что невозможно; проще «прекратить себя».
На кладбище: надо заранее выбить место на семейном участке, дав на лапу здешнему «представителю госслужб»; «успокоить» умирающую от синдрома Альцгеймера мать (шок-роль Веры Алентовой).
В парк, который Терехов собрался перестроить «под Европу», на московско-собянинский лад, жертвуя деревьями, за которые вдруг вступились пенсионеры. В гости – на ужин к семье подруги, компенсирующей унылую работу юриста волонтерством в поисковой организации – где её нужность тоже мнимая: в находке очередного пропавшего мальчика не заинтересован никто. Застольная беседа обеспеченных интеллигентных людей сама собой сворачивает на способы расправы с теми, кто мешает жить.
Бытовой апокалипсис – вот предмет негромкого, но обжигающего фильма; фильма – саднящей раны; без сантиментов и фальшивых утешений.
Даже протестующих Проскурина показывает как агрессивную орду нищих стариков, никакого напускного сочувствия;
эта режиссёрская жёсткость может вызвать отторжение. Если не заметить поэтическую нервность и красоту этого фильма «о некрасивом».
После просмотра моя приятельница Лена Слатина вспомнила, опять же, про Звягинцева (которого, в отличие от меня, ценит): вот, мол, его обвиняют в мизантропии и очернении, что ж тогда говорить о Проскуриной. Я же как раз за печальный непокой Проскуриной, её тревожный и эстетский взгляд и чисто петербургский надлом (неважно, что действие большинства фильмов – далеко от СПб). Меня зачаровывает элегичная осенняя хроматика, которой Проскурина не изменяет с дебютного «Случайного вальса», победившего в 1990-м в Локарно (новый фильм тонко снят молодым оператором Артёмом Емельяновым – это его вторая после «Тесноты» Кантемира Балагова полнометражная работа). И восхищает гениальный дар видеть свет во тьме:
у «Воскресенья» – невероятный финал, жуткий, гротескный, но – вот чудо – жизнеутверждающий.
Хорошо, что его никак невозможно здесь разболтать: даже если бы я не боялся навредить читателю спойлерами, не смог бы процитировать важную матерную реплику. Слава России и её могучему языку!
