Рядом с этими премьерами юбилейного Выборга дебют Альфии Хабибуллиной – школьная драма «Император» – выглядит абсолютно «папиным кино»; в том числе, и по нечасто свойственному новичкам профессионализму
«Живитедолго» – редкий в программе «Окна в Европу» фильм, снятый без господдержки; чисто независимое кино. Продюсерами – Ольга Цирсен и Ася Темникова, причастные к эффектным картинам Антона Бильжо «Амбивалентность» и «Лебединое озеро». Сказать, что и в новом фильме у Цирсен – главная роль, некорректно: неглавных ролей тут нет. Все – небольшие по объёму, но равнозначные;
фильм – мозаика, вернее, серпантин событий, структурой схожий с памятными абсурдистсткими фресками – «Фаворитами Луны» Отара Иоселиани или «Днём полнолуния» Карена Шахназарова.
Вместо имён собственных у героев – характеристики, выводящиеся на экран смачными анимационными титрами: Инженер, Друг, Товарищ, Брат, Брат 2. В прологе-эпиграфе на телесъёмку приходит пожилой Поэт и читает стихотворение Германа Лукомникова: «Шерин да берин, урбала‑дырбала, Дыр бул щыл да айлюли... Нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит». Поэт, кстати, настоящий, Александр Курбатов, и ближе к финалу фильма он прочтёт свои собственные стихи, «Классификацию слёз» – уже не на телекамеру, а женщине, названной Плаксой; прочтёт с петлёй на шее. Почему с петлёй, скоро поясню.
Второй эпизод начнётся в гостиничном номере, где после первой брачной ночи просыпаются Жених и Невеста. Он, одевшись, мчит в магазин – сдать взятый напрокат костюм – и на стройку, она – в соседний номер, к другой женщине, принимающей новобрачную в страстные объятия. Странно, да? Непонятно? А то. Жениха совсем скоро закатает в плиту – только ботинок торчит из бетона; таинственный азиат в маске передаст строгой девушке за прилавком бархатную шкатулку с ампулами до поры неизвестного назначения; в дом крупного полицейского чина пожалует оперный певец в депрессии; мэр, опасающийся головомойки от губернатора, воспользуется общественным транспортом, а драгдилер с дочурой в инвалидной коляске выйдет на работу в парк... Стоп, при всём желании невозможно упомянуть всех героев, число которых растет в геометрической прогрессии, а уж тем более прочертить линии, связывающие жителей маленького города Эн. Сюда приезжает столичная следовательница (Ольга Цирсен); её интерес вызван немыслимой статистикой самоубийств, накрывших заштатный населённый пункт. Здесь водятся русалки и каренины, кляксы (те, кто с крыши на асфальт сигают) и шарики (те, кто самоповесился).
«Математический казус: чем самоубийц больше, тем их меньше» – ключевая шутка аляповатой, резкой, неотшлифованной панорамы людей, норовящих заглянуть за край;
каждый – по своей причине (от банальных обобщений про вселенскую тяжесть бытия фильм – насколько фарсовый, настолько и внимательный к любому герою – далёк); чаще с улыбкой, чем в слезах. Или в лирическом настроении, так трепетно сформулированном в стихах незадачливого висельника Курбатова: «Они расставались, не факт, что надолго, / но он предчувствовал, что насовсем. / Смотрел ей в лицо, чтобы запомнить, / а она шутила: «Можно я тебя съем?». / И он держал голову немного вверх, но всё равно дурацкая слеза / перекатила через край века, и он, смущённо улыбаясь, сказал, / что слеза из внутреннего края глаза – это значит человек плачет, / а слеза из внешнего края глаза – это так вот просто ничего не значит».
«Живитедолго» – фильм, снятый с какой-то моцартианской лёгкостью – и моцартианским же (если Амадей был действительно таким озорником, как в фильме Милоша Формана) наплевательством на все условности. Включая пресловутое кинематографическое качество:
суперпрофи Разыков, кажется, совсем не парится по поводу лоска картинки – и от мнимого изобразительного дилетантизма фильм только выигрывает.
Дебют Альфии Хабибуллиной «Император», напротив, отличается стройностью и выверенностью каждого кадра; он умело снят дотошным оператором Даниилом Фомичёвым, ритмически чёток и в целом выглядит зрело. Что не совсем комплимент.
Есть известная фраза Георгия Рерберга «Сбой на уровне сценария», сказанная, кек, по поводу «Сталкера» (да, в галерее героев Разыкова есть девушка по прозвищу Мартышка – ручаюсь, что шутка неслучайная).
В «Императоре» тоже есть сценарный, атмосферный, настроенческий сбой, из-за которого фильм про 16-летних выглядит не по-детски анемичным.
Подросток Арсений переезжает в Выборг из столицы, где в силу психологических особенностей находился на домашнем обучении. В новом городе, куда мать-психоаналитик бежит после «расставания с молодым человеком» (эти детали мальчик с аутичной педантичностью излагает одноклассникам), Арсений рискует влиться в коллектив – со всеми производными: кровь, синяки, алкоголь, романтика, непростая дружба и честная вражда с психопатом по прозвищу Неженка (от фамилии Снежинский).
Всё как бы при всём, но драмы – абстрактны, герои – функции (это, если что, не упрёк живым молодым артистам), отношения – конструктор из стандартных школьных тем. Буллинг белой вороны, сложная адаптация чужака, борьба за лидерство, намёк на первую любовь и первый любовный треугольник; всё очевидно и механистично; за каждым персонажем – железобетонный каркас. И происходит всё сейчас – и никогда;
так могли жить и поступать и в казённом продукте студии Горького 1970-х, и в перестроечной чернухе, и в американской инди-комедии; тотальная условность «школьного фильма».
В финальных титрах Хабибуллина благодарит своего учителя Андрея Эшпая, чей великий дебют «Шут» я вспоминал на «Императоре» не раз: то же в центре внимания странный подросток с высокими интеллектуальными способностями и интересом к ориентальной истории и культуре (Арс пишет стихи о китайском императоре). Оба ставят психологические эксперименты – над собой и окружающими. Разница в том, что «шут» Валя Успенский, скорее, демон, а Арс больше походит на агнца, готового подставить другую щёку. И в том, что у Эшпая при всей эстетской вычурности повествования была правда времени и жизни, «Император» же – лего из многажды опробованных блоков, внутренне скованное и равноудаленное и от реальности, и от притчи.
За преисполненным серьёзности «Императором» – «Песни лета», двухчасовой праздник непослушания и дуракаваляния, устроенный якутским режиссёром Дмитрием Давыдовым. Давыдов, безусловно, умеет удивлять; режиссёр вполне суровых драм («Костёр на ветру», «Пугало», «Нелегал») устремился к клоунской комедии – с привкусом Чаплина и Йоса Стеллинга 1980-х годов – на дивном пленере:
такого зелёного лета в кино ещё не было.
Привычный для романа воспитания сюжет – внук сослан на деревню к дедушке, для перековки трудом и природой – оборачивается чудаческими снами в летние ночи и дни. Дедуля заставляет неуча строить в лесу сортир; пацан находит в земле советскую аптечка с чудо-рогаткой; по чердаку носится мистическая курица, превращающаяся в крепкого мужчину, способного ловить рыбу на собственный уд и бегло болтающего на вымышленном детском языке. Именно им было бы правильнее всего описать «Песни лета»; тогда название звучало бы как «Песесниси лесетаса».
Самогонка течёт рекой – сасамосогосонкаса тесечёсёт ресекосой;
нимфы и амуры водят ритуальные хороводы; смешные селяне меняют дары своих хозяйств на благодатную огненную воду; и пугливая фея навещает пылкого «внука из Арсеньева». У смелых и весёлых «Песен» есть одна проблема – продолжительность в 121 минуту; монотон смеху не на пользу. Косоросочесе – лусучшесе!
