История молодых аполитичных людей, попавших под жернова государственного молоха, рассказана с ошеломляющей формальной изощрённостью – одним кадром; 80 минут без монтажной склейки. Списана с реальных событий, разворачивается в «городе, которого нет» (съёмки Минска проходили в Таллинне), но может случиться (рядом) с нами.
Однокадровая одиссея успешного архитектора Паши (Алексей Маслодудов) и его второй, страшно ревнующей к первой, жены Юли (Анастасия Шемякина) начинается в гладкой и ладной квартире, с идиллического разговора после секса. Внутри съёмного дома-крепости всё кажется мирным и безопасным, главная проблема – выплата банковского кредита. Но стены – соломенные, как в домике Ниф-Нифа; за ними, на улицах – вой полицейских сирен. Шебутной дружок Саня (Данил Стеклов) невнятно объяснит – сам-то от протестов тоже далёк – «какие-то волнения»,
«дикий движ»,
«поехали, зазырим революцию», «интересно же свидетелем истории стать». И станут – только не свидетелями, а невольными участниками. Дальше – автозак, пытки, бегство, смерть – или свобода?
В России «MINSK» не прокатывают, хотя легальных помех его выходу нет даже сейчас:
«прокатка» на цензурированную – с «запиканным» матом в фонограмме – версию в наличии. Раньше смотаться на сеанс в соседнюю Эстонию не составило бы труда; сегодня – ну вы сами знаете, сложно; тем не менее, варианты увидеть «MINSK» есть (и будут!), потому было бы странно обойти молчанием одну из самых значительных кинопремьер года.
Борис Гуц – режиссёр, предельно чуткий к настоящему времени: его предметам, настроениям, речи, надеждам, страхам. На то, чтобы «зазызирть исторические события», до «MINSK’а» не претендовал, но уже в дебютных «Арбузных корках» сплёл частные линии судьбы в непарадный портрет России нулевых. Из его комедий – шаловливого «Фагота» и драматической «Смерти нам к лицу» – о реальности десятых годов потомки смогут почерпнуть больше, чем из сохранившихся в сетевых лабиринтах репортажей телеканалов.
Жестокий, чёрный, однако не безысходный «MINSK» – первый фильм, зафиксировавший наступление нового, не столько странного, сколько страшного времени.
Я начинал смотреть не без недоверия. Предполагал, что будет как бы реконструкция минских протестов, осуществлённая совсем не в Минске. И Паша на первых минутах показался слишком типажным, нарочито робеющим, когда сосед-автомеханик заводит анекдот про обнуление; и Юля, чего уж, раздражала – равно и узнаваемый, и невыносимый образ экзотки-психопатки; и Саня – не минский, а на сто процентов московский мажор (не исключено, что из актёрской семьи). И первое появление Юлии Ауг тоже сработало на реакцию недоверию: слишком много похожих ролей было у актрисы. Но как раз с героини Ауг и начинается перелом; сохраняющий гиперреализм повествования «MINSK» уводит прочь от заочных ожиданий; не к хронике протестов, но в бездну хоррора с креном почти что в torture porn (кажется, ни в одном фильме про мрак диктатуры – в Аргентине ли, Бразилии или Чили – я не видел так жёстко и подробно поставленных пыточных сцен). К мрачной и честной сказке, вдохновленной даже не столько реальными событиями, сколько понятным на физиологическом уровне ощущением удушья, которое испытывает любой, максимально далёкий от «каких-то волнений» и политики человек. И Маслодудов оказался идеальным «негероическим» героем – с ним легко идентифицировать себя.
Первое, что даёт услышать «MINSK» – прерывистое дыхание счастливых любовников; смешной диалог «Ты живой? – Дышу же».
Последние слова, звучащие в далёком от традиционного хэппи-энда, скорбном и поэтичном – одним словом, великом – финале: «Дыши. Дыши. Надо».
Хэппи-энда нет, и всё-таки он есть. Потому что дыхание – сквозной мотив, а «дыши» – ключевое слово. Надо.
