Жюри под председательством Али Хамраева присудило главный приз фильму серба Милоша Пушича «Герои рабочего класса», балансирующему на грани между суровым реализмом и сатирическим гротеском. Приз за режиссуру – казахстанскому «Счастью» Аскара Узабаева, жестокому плакату, агитирующему против домашнего насилия и невольно скатывающемуся в гиньоль. Спецприз – колумбийской «Ржавчине», где Хуан Себастьян Меса превращает трагикомическую, если не анекдотическую, любовную связь в медленное поэтическое кино.
Все призёры, да и не только они – из противоречий; неплохое отражение странного настоящего времени.
«Даже инопланетяне пусть придут к нам, а фестивали будут продолжаться», –
уверенно сказал на закрытии «Зеркала» Али Хамраев, и хорошо бы наш мудрейший классик оказался прав. «Зеркало» – первый из респектабельных международных киносмотров в России, прошедший уже в новых реалиях. Вполне уверенно; с вменяемой программой; толковым международным жюри; экспансией в разные города (открытие – в Юрьевце, показы – параллельно с Иваново – в Шуе и Кинешме); лекциями, кампусами и большой выставкой «Тарковский: на съёмках мира», ставшей поводом для эффектного внепланового события – показа фотофильма эстонского классика Арво Ихо о съёмках «Сталкера».
В названии фильма-победителя – «Герои рабочего класса» – остро ощутим сарказм: откуда сегодня взяться героям и рабочему классу? Михаэль Главогггер документально зафиксировал «Смерть рабочего» без малого два десятка лет назад. Пушич, вынашивавший проект с 2016-го года, интригует мозаичной драматургией: начало обещает историю Лидии, замотанной женщины средних лет (Ясна Джуричич, «Белый, белый свет», «Камо грядеши, Аида?»), пиарщицы бандитской конторы, разводящей народ на вклады в жильё, которому не суждено быть построенным никогда. За ценой обмана Лидия и её босс не постоят:
очередной мёртвый дом освещает телевидение и освящают пройдошные батюшки.
Акцент истории ненавязчиво смещается на заглавных «героев» – компанию люмпен-пролетариев, в которой есть свой революционный старичок, свой наивный новичок и свой неформальный лидер по прозвищу Профессор (матёрая сербская звезда Борис Исакович, дебютировавший в «Вуковаре» ролью солдата поневоле, жертвы балканской войны, но потом не раз игравший сербских военных преступников – как в той же «Аиде»). Пушич легко владеет кинематографическим языком, живость стиля и сюжетная полифония маскируют предсказуемость истории и «классовых» отношений, непримиримость которых приводит, само собой, к кровопролитию. Локальному и почти мультипликационному в своей вычурности. Революций не будет.
Множество стилей переплетается в «Темботе», дебютном фильме сокуровской ученицы Тины Мастафовой о злоключениях доброго адыгейского паренька, облапошенного другом и живущего в перманентном тихом конфликте с матерью (та не может простить Темботу сходство с отцом-самоубийцей). Но тут эклектика, не мозаика: начинается как стандартная фестивальная драма, этакий смурной реализм, заканчивается как дидактическая притча – Тембот просит прощения у покойной матери (хотя – за что? так полагается по логике драматургии, но не по логике жизни; мать-то была тем ещё токсом). Опьянение героя сопровождает двоящаяся картинка, поездку Тембота с корешами за город – мелодии и ритмы молодёжной комедии.
Самое трогательное и трепетное в фильме – взгляд Мастафаевой на героев-парней как на ласковых и нежных плюшевых зверей;
мягкие мужчины; красивый слабый пол.
А вот в незабываемом (по объективным причинам) «Счастье» (Baqyt) гендерный расклад стандартный: женщины – жертвы мужчин и предрассудков. Фильм казахстанского профи Аскара Узабаева, прежде работавшего с коммерческими жанрами и не обласканного фестивальным вниманием – редкий киношокер; «Груз 200» с его фолкнеровским изнасилованием – детское кино в сравнении со «Счастьем»;
у зала могли бы дежурить – как на венецианских показах «Необратимости» – неотложки.
Муж – говнюк и импотент – смертным боем бьёт супругу, мягко заикнувшуюся о том, что дочь замуж выдали, может, теперь разойдёмся? Гиперреализм сцен избиений, поддержанный смачной работой звукорежиссёра, зашкаливает в гиньоль; честно, сложно всерьёз относиться к такому экранному насилию – хотя бы потому, что в реальности и трети выпавших героине ударов не выдержал бы даже дюжий мужик. И сложно всерьёз сопереживать плакату – а именно в плакатно одномерной, заданной раз и навсегда статичности существует «Счастье». Счастье, что за дверями кинозалов всё немного иначе.
