Также в конкурсе: русская фантазия по мотивам восточной легенды и миров Велимира Хлебникова, хоррор-антиутопия из Турции и израильская комедия про умирающего от недооценки режиссёра.
«На дальних рубежах» – название «боевого листка», газеты гарнизона российских войск в Кыргызстане.
Скромные новости заставы в горах – кто прибывает, кто отбывает, наивные стихи – про чувства, которым и суровые воины покорны.
Майор Лесков (Сергей Шнырёв) стихов не пишет, и без них, вроде бы, всё в порядке – женат на красавице-парикмахерше Марии (Виктория Толстоганова). Но то, что брак разваливается, ясно сразу – в фильме с точёным сценарием и чёткой режиссурой настроение и напряжение разлито в воздухе, взглядах, пейзажах (не могу не упомянуть работу оператора Андрея Найдёнова, хотя странно выделять один элемент в фильме, где слаженно всё). Лескову остаются считанные дни до перевода в Рязань, потому не хочет тратиться на куртку сыну – жена придумала, чтобы все ребята из школьной борцовской секции поехали на соревнования в куртках одинакового цвета. На рынок Мария отправится в сопровождении капитана Крайнова (Александр Кудин) – того самого стихоплёта, воспевающего на последней странице «Рубежей» местную буфетчицу: «В табачном дыму ресторана с подносом тарелок плывёшь, ты грубого слова не стерпишь, ты ласково к сердцу прижмёшь...». Только теперь Крайнов хочет посвящать стихи Марии...
Полнометражный дебют Максима Дашкина, прежде сделавшего несколько сериалов (удивительно, насколько свободен фильм от сериальной рутины и как легко дышится ему на большом экране), снят по сценарию Бориса Фрумина, классика российского кино, живущего теперь в США. Я не знал об этом до титров; вообще, шёл «вслепую» и по названию предполагал, что увижу нечто военно-патриотическое. Начало настроило на другой лад – хмурого фестивального кино про людей на краю цивилизации. Но «Рубежи» оказались намного дальше всех предположений.
Простая история, укладывается всего 80 минут, но тут и быт «пустыни Тартари», и семейная хроника, и любовь с кровью, а всё вместе складывается в неонуар.
В самых, казалось бы, не располагающих к этому жанру обстоятельствах: среди жёстких людей в погонах, чья служба проходит под портретами Путина и Шойгу, в череде законсервированных с советских времён ритуалов, а личная жизнь – в общежитии, мало отличающемся от казармы.
Женщина здесь становится роковой поневоле – что только обостряет роль femme fatale (Толстоганова – одна из лучших отечественных актрис всех времён; магнетизм её присутствия на экране сопоставим с голивудскими звёздами film noir). Второплановый, неочевидный, вроде бы, персонаж – полковой священник, в свободное время тренирующий детскую футбольную команду – придаёт реальности объём, а мотиву греха и искупления – материальное измерение: кому отказ в причащении, кому – пуля.
Житейская достоверность и достоверность жанра – потрясающий союз.
«Соблюдай порядок, не болей, выполняй работу» – правила, по которым живут шахтёры из турецкой хоррор-антиутопии «В тени» (Gölgeler İçinde) Эрдема Тепегёза, побеждавшего на 35-м ММКФ с социальной драмой «Частица». Новый фильм сохраняет социальную остроту кинематографа классовой борьбы, но бежит от реализма в индустриальные руины угледобывающей фабрики, которой управляет невидимое анонимное руководство. Добровольные рабы трудятся за строго нормированную пайку, регулярно проходя медосмотры (примерно как все современные зрители, которым на входах в кинотеатры измеряют температуру; у фантастического тоталитарного мира Тепегёза вообще немало общего с нашим новым параноидальным миром COVID-паранойи) и подчиняясь приказам из динамиков.
Как и положено в антиутопиях, система даёт сбой:
ломается станок, из трубы в ржавом бараке слышатся загадочные человеческие голоса, каменные насыпи сочатся чёрными нефтяными слезами, и в главном герое – бородаче Заите (Нуман Акар, известный международной аудитории по «Аладдину» Гая Ричи) просыпаются бунтарские позывы. Новых горизонтов «В тени», возможно, не открывают, тасуя карты, разыгранные и «1984-м», и «Бразилией», и прошлогодней турецкой «Антенной» (тут уместно заметить, что современное турецкое кино вообще изрядно «испорчено» Кафкой и Тарковским). Но визуальная сила фильма так велика, что придираться к вторичности как-то глупо; в конце концов, и «Остров мёртвых» Рахманинова использовали в кино десятки раз, но как уместно – монументально и жутко – звучит он здесь.
Ирина Евтеева – режиссёр с особым стилем, комбинирующем игровое кино и рисованную анимацию, восточные притчи и Серебряный век.
Как и «Арвентур», участвовавший в конкурсе ММКФ 2015 года (о нём можно прочесть здесь), «Мелодии струнного дерева» состоят из двух поэтических глав. Первая – «Медлум и Лейли» – обращается к зачаровывавшему Велимира Хлебникова восточному сюжету о несчастных влюблённых, вторая, «Ка или Творения Велимира Хлебникова», – собственно к биографии и галлюцинациям Хлебникова. Я трепетно отношусь к уникальным кинематографическим грёзам Евтеевой, но с новым фильмом что-то пошло не так – возможно, подвело цифровое изображение, делающее замышлявшийся сказочными образы слишком буквальными; с цифрой многие художники «старых школ» не ладят.
Надеюсь, высказался осторожно:
художника обидеть может всякий,
и этой небесспорный истине посвящена израильская комедия Гура Бентвича «Как сыр в масле» (Katzefet ve duvdevanim). В прологе её герой, режиссёр фильма «Как сыр в масле» (сам Бентвич его и играет), прячется в кинозале, ревниво наблюдая за реакцией зрителей. Доходит до инфаркта – не дай Бог стать причиной такого; лучше уж надеть на текст защитную «маску».
