«Серебряный Георгий» за лучшую режиссуру – Алексею Федорченко, автору «Последней "Милой Болгарии"». Наряду с теми, кто победил, в финальном репортаже вспоминаем и тех, кто в конкурсе не участвовал, но тоже сделал фестиваль.
Эффектное жюри – режиссёры Карим Айнуз и Нигина Сайфуллаева, актёр Милош Бикович, композитор Юрий Потеенко – едва не пострадало от пандемии: «положительный тест» не позволил председателю, филиппинскому режиссёру Брийянте Мендосе, прилететь в Москву.
Пришлось Мендосе смотреть кино так, как это делают сегодня в большинстве некогда цивилизованных стран: онлайн.
Судя по двойной победе «#засранки» – режиссёр Андрей Хуцуляк увозит из Москвы и приз актрисе Андрее Грэмоштяну – жюри сработалось и в высокой оценке актуальности фильма совпало.
О «#засранке» коротко и «Последней "Милой Болгарии"» подробно написано здесь, об иранском «Сыне», принёсшем приз за мужскую роль Сохейлу Гханнадану, – здесь. Я же перехожу к внеконкурсным программам фестиваля, где есть и международные арт-бестселлеры, и – last but not least – работы из серии «На ММКФ и больше никогда»:
странное, порой грешащее графоманией, сделанное на энтузиазме кино, остающееся в памяти дольше многих каннских или оскаровских лауреатов.
Среди таких особых находок ММКФ – фильм закрытия, «Кафе моей памяти» (Le Café de Mes Souvenirs) Вальто Бальцара, финский мюзикл – и посвящение, и подражание «Шербургским зонтикам». Он неуклюж – вплоть до попадания в кадр отразившегося в зеркале оператора, но лёгкий дилетантизм – часть его кустарного обаяния.
«Свои» режиссёры есть у многих фестивалей; например, филиппинец Хавн – креатура и маскот Роттердама. Своим для ММКФ может стать русский американец Влад Козлов (родился в 1976-м в Москве, с 2001-го живет и работает в Лос-Анджелесе). Три года назад на Московском фестивале показали его «Смерть шейха» – насколько любительскую, настолько и амбициозную биографию Рудольфа Валентино. Событием 2021-го стала премьера семейного триллера «Имморталист» (Immortalist), фильма тоже малобюджетного, но гораздо более собранного и внятного. Крионика – развивающаяся наука, что обещает новую жизнь в будущем после биологической смерти в настоящем; надо только правильно заморозить бренное тело, из которого вышел дух.
Это не фантастика, в Москве многие уже не отправляют домашних животных на кладбище, а подвергают криоконсервации.
Макс, главный герой «Имморталиста», решил заморозить любимого деда, которого иначе, как Папочкой, никогда не звал; дед – затворник из Монтаны – умирает от рака (есть теория, что озлокачествление наших клеток – неизбежный процесс, и те, кто умирает не от рака, просто умирают раньше). Подверженная религиозным предрассудкам мать против. Внутрисемейный конфликт решается в смачной нуар-стилистике; главную роль играет харизматичный – и по необъяснимым причинам до сих пор не ставший звездой – Джефф ДюЖарден, деда и мать – легенды прошлого, Франко Неро и Шерилин Фенн, напрямую связывающая «Имморталиста» с «Твин Пикс».
Если Фенн сегодня несколько отличается от Одри Хорн, то Франко Неро, даже постаревший, смотрит также, как смотрел с обложки «Спутника кинозрителя» в 1980-е. Смертный ужас пробегает по его лицу только во время zoom-чата с Максом. Этот эпизод, похоже, был доснят как раз во время карантина, но герои и по сюжету разделены полутора тысячью километров. Болезненные, этически неоднозначные вопросы борьбы со старением фильм переводит в броский бульварный формат, не стесняясь развязности b-movies, и такая популяризация темы оказывается суперадекватной.
Так эстрадные песни зачастую проговариваются о самом важном точнее философских трудов.
«Имморталист» при всех стилевых бесчинствах и диалогах о бессмертии не выходит за границы реальности; кошмарные видения – не в счёт, а конференция практикующих криоников вообще походит на хроникально-документальную съёмку. А вот Жюли Дельпи в «Моей Зои» (My Zoe) заступает на территорию научной фантастики. О чём не сразу догадаешься – начинается фильм как основательно буксующая семейная трагедия: разведённые родители теряют пятилетнюю дочь.
Детали, подсказывающие, что действие происходит в ближнем будущем, не нарочиты, легко пропустить или списать на скорость развития технологий.
Очевидной фантастичность «Зои» становится, когда мать – героиня самой Дельпи – отправляется в московский Центр репродукции, которым руководит изгнанный из Европы генетик Фишер (Даниэль Брюль). Москва в «Моей Зои», иронизирующей над вновь воскресшим стереотипом «Россия – империя зла», – тайный рай, где этико-бюрократические препоны Евросоюза не сдерживают смелые научные эксперименты по клонированию.
Экзотический «русский след» есть в фильме из одноимённой программы ММКФ – гей-романсе «Жар-птица» (Firebird), снятом эстонцем Пеэтером Ребане в копродукции с Великобританией. Это история любви, зародившейся в 1977-м году на плацу, да ещё и в рядах советских вооружённых сил;
спорим, что после ММКФ на киноэкранах России фильм ни при каких обстоятельствах не появится?
В ролях криминальных (в СССР за мужеложество сажали) любовников играет интернациональный дуэт: в роли лейтенанта Романа Матвеева – Олег Загородний, известный по спектаклям «Гоголь-Центра», в роли рядового Сергея Серебренникова – Том Прайор, англичанин, но со стопроцентно русской широкой улыбкой.
Читая синопсис, подозреваешь развесистую клюкву, однако поводов похохмить «Жар-птица» даёт меньше, чем можно подумать.
Первое свидание Матвеева с Серебренниковым – под Чайковского; с другой стороны, а под кого же ещё?
Эротическая сцена – из Голливуда 1980-х: похожа на фрагмент Top Gun (раз уж речь тоже о военных лётчиках), только вместо Тома Круза и Келли МакГиллис – Том Круз и Том Круз. Ну а эпизод, в котором Матвеев и Серебренников, уже отслуживший своё, готовятся, грызя печеньки, к экзаменам (один – в военной академии, другой – в Щуке) под мультик «Дед Мороз и Серый Волк» – казус запредельной милоты. При всём этом «Жар-птица» – чисто сделанная (в построении кадров виден глаз опытного клипмейкера) классическая мелодрама; жаркий жанр, невозможный при свободе в обществе и равенстве сторон. И все приторно-романтические перегибы – часть стиля ретро, примета славных вульгарной сентиментальностью дней диско (пусть в саундтреке «Жар-птицы» не диско, а классика, Яак Йоала и отчего-то Цой).
Эпизодическую роль преподавателя театральной школы в «Жар-птице» сыграл российский кинокритик Сергей Лаврентьев – рифма к конкурсному немецкому фильму «Кровопийцы» (Blutsauger), получившему Спецприз жюри: у Юлиана Радльмайера снимались критики Сергей Дёшин и Владимир Лященко. И тоже в ретро, только совсем далёком:
марксистски-хипстерское кино играет с советским киноавангардом, что рифмует его уже с фильмом Федорченко.
Я предполагал, что «Кровопийц» и позвали в конкурс из-за этого пересечения. В итоге и с призом повезло.
