Один из романов о Шиле называется «Порнограф из Вены». Почему за великим художником-экспрессионистом закрепился такой титул? Ответ – в фильме.
Спродюсированный Ульрихом Зайдлем «Эгон Шиле: Смерть и дева» – один из трех (наряду со «Стефаном Цвейгом» и «Кeстнером и маленьким Вторником») байопиков на фестивале «Новое кино Австрии». Самый пряный, самый провокационный – имя героя обязывает. Уже в первых кадрах, за буквами титров, бушует семейный скандал, летят в пылающий камин банкноты – это неистовствует спятивший отец Шиле (он умрет от сифилиса в 1905-м, в год 15-летия Эгона). Дальше об этом факте из биографии художника будет сказано мимоходом, впроброс, но высокий градус повествования уже задан.
А горящие деньги для западной публики – вызов почище обнаженки и прочих фривольностей:
великий австрийский режиссер Михаэль Ханеке со смехом вспоминал, что во время показа его дебютного «Седьмого континента» в Канне зал был возмущен не столько сценой, где добропорядочная пара, прежде чем покончить с собой, убивает своего ребенка, сколько эпизодом, в котором спускают купюры в унитаз.
В новом австрийском фильме родители Шиле – персонажи эпизодические, не более, чем фантомные тени прошлого. Шиле (почти дебютант Ной Сааведра – в 2015-м он сыграл эпизодическую роль сноубордиста в 24-м фильме бондианы «007: Спектр») – художник, творчество – единственная подлинная привязанность и страсть: он не отрывается от карандаша даже во время секса с Валери «Валли» Нойциль, той самой возлюбленной, что стала моделью для вынесенной в заглавие картины «Смерть и дева» (тезка героини, актриса Валери Пахнер получила за эту роль национальную кинопремию).
Шиле меняет первоначальное название этой работы «Мужчина и дева», узнав о смерти Валли – от скарлатины, в военном госпитале в Далмации: девушка отправилась медсестрой в миссию Красного Креста после странного расставания с Шиле. В 1915-м он, никогда не обременявший себя формальными связями, почти в шутку сделал предложение буржуазке Эдит Хармс – к вящему неудовольствию её сестры Адель, имевшей на Шиле свои планы. Накануне свадьбы вдруг предложил Валли заключить «тайный брак» – подписав договор о ритуальном ежегодном отпуске вдвоем (Валли отказалась).
На вопрос «почему он такой?» фильм отвечает не буквально, без использования скучных психологических мотивировок, но самой раскованной плотской атмсоферой и вольным стилем.
И во времени «Эгон Шиле» перемещается с легкостью своего героя: из траурного, на глазах обращающегося в тлен 1918-го, когда сестра Шиле Герти находит художника умирающим от испанки, рядом с трупом беременной жены – в солнечный 1910-й, когда та же Герти позирует только что отчисленному из венской Академии изобразительного искусства брату, не стесняясь своей невинной наготы. Как Ева, еще не успевшая отведать плод с древа познания.
«Смерть и дева» – эффектное, но не самое подходящее этому фильму название.
«Жизнь и женщины» было бы точнее.
Наверное, Шиле мог бы с такой же одержимостью рисовать цветы или бабочек. Но он выбрал женские тела – по понятным причинам: в них можно увидеть не только цветы, целую вселенную.
