«Буря» – особое название в шекспировском каноне. Последняя пьеса драматурга – развернутое завещание Шекспира как практикующего театрального деятеля; итоговое размышление о природе и строении сценического действа
Герцог-изгнанник и волшебник Просперо – главный кандидат на звание «альтер-эго Шекспира», его «лирического героя». Кроме того, «Буря» – единственная пьеса Барда, построенная с полным соблюдением пресловутого триединства места, времени и действия. Наконец, это его самая «метафизическая» и богатая на бесчисленные подтексты вещь, допускающая предельное разнообразие трактовок – от мимической (Питер Брук), постнарративной (Питер Гринуэй) и визуально-барочной (Джули Теймор) интерпретаций до постановок, исследовавших постколониальные (спектакли Джонатана Миллера 70-х и 80-х годов) или фривольно-фрейдистские (Сэм Мендес) нюансы пьесы.
Глобусовским постановкам, в пику «авторским» интерпретациям, на роду написано акцентировать человеческий, земной, калибановский аспект «Бури».
Именно поэтому в спектакле 2000 года Джаспер Бриттон-Калибан швырялся в стоячий партер рыбой, а великолепный Джеймс Гарнон, подхватывая эстафету уже в текущей постановке, хлещет незадачливо угодивших в первый ряд зрителей по ушам.
В спектакле прошлого десятилетия играть Просперо пришлось великой Ванессе Редгрейв; в нынешней версии роль опального мага исполняет импозантный уроженец Ист-Энда, специалист по «властным ролям» Роджер Аллам. И делает это на высшем уровне самоотдачи, человеческого участия к судьбам других героев и, что немаловажно, с хорошей дикцией:
в устах Аллама текст четырехсотлетней давности начинает сверкать живыми, незасохшими – доступными максимально широкому кругу внимательных зрителей – красками.
Просперо Аллама – это, прежде всего, не всесильный властелин «острова на двоих», повелитель бури и одержимый местью изгнанник; скорее, любящий отец, покровитель-благодетель шустрого Ариэля, мудрец, достигший искомой гармонии.
Трактовка образа бесплотного духа Ариэля – и его живописный контраст с низменным, слепленным из плоти и грязи сыном злой чаровницы Калибаном – всегда была одной из главных приманок в постановках «Бури».
Акробатический перформанс 28-летнего североирландца Колина Моргана в нынешнем спектакле можно считать триумфом.
Этот гуттаперчевый актер, известный, прежде всего, по роли юного Мерлина в одноименном телесериале BBC (а также благодаря своим выдающимся ушам), действительно летает по сцене, почти не стесненный гравитацией – ни рампы, ни самой земли.
Напротив, Калибан – в телесном и, как всегда, смачном исполнении ветерана «Глобуса» Джеймса Гарнона – попеременно напоминает изрядно шрамированного монстра Франкенштейна, вконец одичавшего Шарикова и недешифруемого персонажа Дени Лавана из фильма «Токио!».
Гротескного «низового» угара добавляет присутствие приапического шута Тринкуло:
нахраписто комикующий Тревор Фокс щеголяет вечно выпростанным – и восставленным – гульфиком, отжатие которого, безусловно, является смеховым апофеозом спектакля.
Обычный для «Глобуса» сценографический и костюмный минимализм (на фоне которого выделяются разве что гипертрофированный «ангоровый свитер» Ариэля, его остромодные skants и деревянный скелетон его «демонического» обличья) в данном случае имеет разъясненную самим Шекспиром подоплеку. Именно из такого неброского «материала грез» (such stuff as dreams are made on) и состоит «незначительное празднество» (insubstantial pageant) самой жизни – и проживающих ее в «партере бытия» людей. У этого-то партера отправляющийся на покой и давший свободу Ариэлю Просперо просит отпустить и его самого – посредством аплодисментов.
Это знаменитое прощание Шекспира со своей публикой оживает в деревянной сфере «Глобуса» самым пронзительным образом.
