В реальности жюри возглавляет Жюльетт Бинош, поэтому есть надежда, что Шанелек не достанется ничего, а в тексте об итогах будет место шутке «Я была на фестивале, но...».
Сегодня без деления на главы, про один фильм (чуть ли не треть конкурса оставил на два последних дня фестиваля). И жаль, что название «Баба Шанелек» (как посвящение «Бабе Шанель» Николая Коляды) пришло в голову не мне первому.
Пёс гонит зайца по полям. Пёс грызёт пойманного зайца. На пса, расправляющегося с добычей, смотрит ослик.
Девочка лет восьми, в красной куртке, на улице.
Мальчик лет 13-ти, в грязных жёлтых брюках, на пороге полицейского участка. Видимо, где-то пропадал, но вот нашёлся; мать картинно преклоняет колени у ног сына.
Мать зовут Астрид, сына – Филипп; в школьной учительской обсуждают, не исключить ли его.
Дети репетируют «Гамлета».
Астрид на арт-конференции. Астрид покупает велосипед у смешного пожилого человека, который способен говорить только с помощью специального устройства (такие используют люди, перенёсшие рак горла); цена удовольствия – 80 евро.
Астрид меняет на велосипеде седло.
Астрид в картинной галерее.
Астрид раздраженно бросает велосипед за изгородь. Астрид пытается вернуть велосипед хозяину, говорит, что он неисправен и больше не нравится ей. Хозяин убеждает, что может починить велосипед; и 80 евро он всё равно уже потратил. Астрид настаивает на том, что сделала ошибку. Хозяин обещает перевести деньги на счёт.
Дети репетируют «Гамлета».
Дети меняют Филиппу кровавые повязки на ноге.
Дети доставляют Филиппа на такси в больницу. У Филиппа сепсис; ему ампутируют палец.
Астрид с детьми танцует в пространстве, похожем на больничную палату, повторяя движения на невидимом мониторе.
Учитель со спутницей обсуждают перспективу продолжения рода в наше непростое время.
Астрид ночью на кладбище, у могилы, на которой виден год рождения усопшего – 1968-й. Звучит песня Дэвида Боуи в любительском исполнении.
В супермаркете Астрид встречает режиссера, которого видела на конференции; он претендует на должность профессора в киношколе. Режиссёр провожает Астрид до дома, терпеливо выслушивая взвинченный монолог о правде и достоверности в искусстве, которых Астрид не нашла в его фильме, отчего и ушла с середины. Из диалога мы узнаем, что Астрид овдовела два года назад.
Дочь приготовила на завтрак блинчики, забрызгав стены тестом. С Астрид случается истерика; она выставляет детей из квартиры.
Астрид с молодым и богатым любовником. Звонит хозяин велосипеда, говорит, что готов вернуть деньги. Любовник, уходя, по-приятельски прощается с изгнанными на улицу детьми.
Филипп ногой, на которой ампутирован палец, ступает в реку.
Дети играют «Гамлета».
Ослик и собака.
Вот примерный пересказ содержания; 100% точности не гарантирую – не стенографировал и уже дюжину фильмов после посмотрел, что-то не упомянул, что-то мог поменять местами, но грубых нарушений в последовательности эпизодов точно нет. Если у вас остались вопросы, значит, так и задумано: Шанелек – режиссёр разорванных историй и оборванных повествовательных нитей. Шанелек, чей стиль наследует холод и аскетизм Брессона и Штрауба (о первом тут грубо-зримо напоминает осёл), – режиссер тумана; «кручу, верчу, да и нет не говорю». Только за сюрреализмом и нарочитой сбивчивостью, когда аккуратность каждого кадра дисгармонирует с глобальной «расстроенностью» фильма-инструмента, у неё не потусторонние сквозняки, а женские капризы и неврозы. Героиня Марен Эггерт – весьма антипатичная и неадекватная персона – может, и не альтер-эго Шанелек, но альтер-эго её более-менее похожих друг на друга фильмов.
Неофитам «Я была дома, но...» смотреть, полагаю, интереснее, чем тем, кто за Шанелек давно наблюдает; есть элемент неожиданности. Я же увидел ровно то, что ожидал. Даже без обычного на фильмах Шанелек раздражения: этот всё же яснее, чем предыдущая «Призрачная дорога», хотя бы понятно, кто есть кто. Даже длиннющую сцену, где героиня пытает своими банально-напыщенными размышлениями об искусстве режиссера Дане Комльена, выдержал. Но на кульминационном «Гамлете» сломался, озлобился. Надеюсь, что Шанелек, как её Астрид, которой разонравились и велосипед, и собственные дети, перестанет снимать кино. Наигралась и будет. Рефлексий о семье и скорби, искусстве и карьере, снято более, чем достаточно.
Да, название, вроде бы, инспирировано фильмом Одзу «Родиться-то я родился...». При чем тут Одзу – очередная загадка без разгадки.
