Годар из Шарыпова, Шаламов в концертном исполнении, люди внутри формул, чисто питерские достопримечательности и антиутопии XIX и XXI веков: никогда на «Золотой Маске» не было такой эффектной сайд-секции.
Среднестатистический зритель «Золотой Маски» реагирует на показы «Маски Плюс» двояко: если спектакль не соответствует его, придирчивого зрителя, требованиям, начинается ворчание: «Зачем такое привозят?». Если же, напротив, удовлетворяет вполне, ворчание продолжается в иной тональности: «Почему не взяли в основную программу?» Ответ такой: сплошь шедевров не гарантирует никто, нигде и никогда, задача же «Маски Плюс», в первую очередь, информационная: панорама нерядовых проектов немосковских театров. И «Маска Плюс» образца 2018 года стала тоже вполне основной программой – только внеконкурсной. Три молодых куратора – Оксана Ефременко, Оксана Кушляева и Екатерина Рябова – собрали отменную коллекцию спектаклей (из-за Берлинале я пропустил открывавший «Маску Плюс» «Бесконечный апрель», про него молчу): ни одного неинтересного или случайного. Это не значит, что я от каждого в восторге.
Вот «Даниил Хармс. Маршрут №2» Степана Пектеева (Независимый театральный проект, СПб) жутко рассердил.
Он затейливо придуман: всего три части, первая – как бы лекция, состоящая из трех монологов – школьника, школьного учителя и филолога. В Петербурге спектакль играют в Петрикирхе, где когда-то была школа, в которую ходил герой, отсюда – такой выбор «спикеров».
Выглядит эта часть как-то противоестественно: даже для посредственной лекции – скучно, никакой полезной информации, на пародию непохоже, на превращение этакой казенщины в личную рефлексию намекает только выступление школьника.
Ну и как пролог-аперитив не работает: едва началось, а уже хочется, чтобы поскорее закончилось. Во время кульминационной второй части ты с завязаными глазами слушаешь и нюхаешь инсталляцию по «Старухе». Повязка, рассчитанная, видимо, на крошечные, сморщенные голодом головы, нещадно сдавливала мой череп, но этот дискомфорт – пустяк в сравнении с тем, что причинял текст, прочитанный с невозможным для хоть и трагического, но всё ж насмешника Хармса надрывом – вплоть до завываний.
Кроме того, в хармсовский хоррор погружают топот, с которым актеры время от времени носятся между стульями, вода, которой изредка тебя окропляют, и запахи, главное в этом аттракционе;
в теории – возможность носом почувствовать и страшную старуху, и страшное время.
Не вышло, для меня всё слилось в нечленораздельную вонь (аммиак+аптека+нечто напоминающее копченый колбасный сыр+что-то приторно-гадкое, вроде освежителя воздуха или шипра).
Наконец, третья часть – элегия-эпилог, самостоятельное чтение фрагментов из переписки Хармса в определенных геолокациях Петербурга; конверты с адресами, текстами и архивными открытками упакованы в пакет-«матрёшку», в комплекте с ним идут беруши – предполагается, что читать письма следует, по возможности отрешившись от городского шума. Этот красивый финал (даже в Москве, где нет возможности оказаться в переходе под Садовой или около фонтана у Армянской церкви) примирил меня с проектом, но, повторюсь, дело не в моей личной симпатии/антипатии к конкретному «Хармсу». А в том, насколько осмысленно этот эксперимент встраивается в драйвовую галерею «Маски Плюс 2018».
Вызов прошлого на разговор, личный счёт к истории и поиск новой коммуникации со зрителем и пространством – сквозные мотивы программы.
Для разминки «Маска Плюс» показала бойкую и элегантную «Банду аутсайдеров», спектакль по фильму Жан-Люка Годара Bande à part, поставленный Галиной Зальцман в драматическом театре города Шарыпово: об этом населенном пункте где-то на необъятной земле сибирской «Золотая Маска» заявила еще в прошлом году, когда в конкурсную программу вошел (и принес актерскую премию Хольгеру Мюнценмайеру) спектакль «Жили-были».
В «Банде» Мюнценмайер играет «голос за кадром», то бишь, самого демиурга – и выглядит не менее значительно, чем сам Годар. Вообще, трио исполнителей главных ролей Франца, Артюра и Одиль – Сергей Юнгман, Роман Полуэктов, Ярослава Перевозкина – очень кинематографично, напоминает чуть шаржированных героев голливудских нуаров – а именно такими, слегка гротескными, они переместились в мир французской «новой волны». И весь спектакль наследует от Годара лёгкость мысли и стиля.
Правда, ни годаровской политизированности, ни годаровской революционности в «Банде» из Шарыпово нет, но такой арт-конформизм чётко характеризует наше настоящее, и кураторы «Маски» выступили неплохими социо-культурными диагностами.
Вот «Колымские рассказы», инсценировка жуткой прозы Варлама Шаламова, осуществленная в екатеринбургском «Ельцин-центре» Алексеем Забегиным. Однако никакой жути в самом спектакле, строгом, аскетичном и очень в этой аскетичности привлекательном, нет – это почти концертное исполнение; страх и отчаяние лагерной империи разложены на четыре актерских голоса (среди которых – певица Лиза Неволина), и мерцают холодным светом давно погибших небесных тел.
«Будете у нас на Колыме, милости просим! – Отчего бы и нет! С удовольствием».
Вот «Злачные пажити» – маленькие антиутопии Анны Старобинец, поставленные Юлией Ауг в новосибирском «Старом доме». Первая часть – где герой рассказа «Паразит», крылатый мальчик Павлуша, результат научных опытов, по сути, похищается РПЦ для своих агрессивно-пропагандистских целей – полна жесткого антиклерикализма и критики режима.
Но дальше спектакль от дольних реалий третьего путинского срока (когда рядком автозаки и скорые, матерящиеся православные штурмуют храмы с реликвиями, наука – почти синоним богохульства) воспаряет к горней фантастике.
«Пажити» ненадолго дают надежду, что в кои-то веки русский театр примет точку зрения одного из героев спектакля, доктора Василевского: «Все эти ангелы, демоны... Весь этот бред!», однако нет, всё же склоняется к привычной русской «духовке»: не бред, не бред, верим – в отличие от продажных эрпэцэшных батюшек!
Ещё интереснее метаморфоза, случившаяся со «Смертью Тарелкина» Александра Сухово-Кобылина в версии Павла Зобнина из Серовского театра драмы имени А.П. Чехова (этот театр уже успел отыграть в Москве и участвующий в конкурсе спектакль «Сучилища» – совершенно выдающийся, я к нему еще вернусь в тексте про конкурсную программу).
Лютый сатирический текст 1869 года не теряет актуальности; в нулевые в спектакле Юрия Бутусова он превращался в акутальный политический театр, фарс о вседозволенности спецслужб. И Серовский театр ставит «Тарелкина» как предупреждение:
«Врёшь, купец Попугайчиков, не прошло наше время», «Все наше отечество – это целая стая волков, змей и зайцев, которые вдруг обратились в людей, и я всякого подозреваю; а потому следует постановить правилом – всякого подвергать аресту!» – вопли частного пристава и квартального надзирателя жуть как современно звучат.
Но, видимо, дело в том, что родился спектакль в маленьком городе, где все друг друга знают, и оттого лишен страха перед обезличенной репрессивной силой госаппарата. Смотришь эту милую «Смерть Тарелкина», где самое пугающее – зловещие лабиринты труб в декорациях Евгения Лемешонка, и думаешь, что если ты с детства знаком и с судьями, и с копами, и со следаками, то даже при плачевном раскладе относишься к их разгулу как к неизбежному, родному и близкому злу.
Самыми же радикальными спектаклями «Маски Плюс» оказались те, что вообще прошли стороной мимо политики. «Снег любви» Николая Русского (он и автор рассказа, на котором основан этот «театральный триллер», и режиссер) в «Этюд-театре» – чисто питерская достопримечательность, странный, хрупкий, дикий опус, в котором мальчика, пришедшего из школы с заряженным пистолетом, играет актриса Анна Донченко – и этот герой превращется в собирательный женский образ.
Органическое, ненаигранное безумие сквозит из всех щелей, мамлеевская тьма щерится из углов – и мирные стены ЦИМа начинают походить на изукрашенные ржавчиной и сырыми подтеками стены колодцев-дворов.
«Индивиды и атомарные предложения» Всеволода Лисовского в казанской творческой лаборатории «Угол» – урок математики на «Маске» Русского и литературы. Якобы вдохновлен математической формулой Бертрана Рассела; заставляет смотреть на сцену сквозь красные очки (без них на видеопроекционном экране за спинами артистов видны формулы) и слушать монологи пяти исполнителей в наушниках (переключаясь на другой канал, оказываешься на волне «математического радио», транслирующего «формальную пьесу» Андрея Киселева – она умещается на двух страницах и состоит из пятнадцати формул).
Кто-то рассказывает, как звукорежиссер только в минувшую новогоднюю ночь научился отличать маслины от оливок.
Кто-то грустно поёт весёлую песенку про барбоса и эскимоса.
Кто-то травит байки из студенческой жизни и рассказывает об историческом исследовании культуры татарского народа в сталинские годы. Чей именно голос подается звукорежиссером в данный момент, определяет метод случайных чисел; я, честно, не очень вник в эти структурно-технические детали, но всё равно был покорен таким союзом абстракции и человеческих историй – простых, нелепых, смешных, захватывающих.
Хотелось бы услышать все – но для этого надо переселяться в Казань; вообще же, «Индивидам», в которых заняты три состава исполнителей, можно было бы посвятить целый месяц. Пока же целый месяц надо ходить на масочных конкурсантов – хорошо бы они хоть иногда напоминали участников «Маски Плюс».