Громкой постановкой в режиссуре дебютирует актёр Филипп Авдеев; на сцене он появляется в эпизодической роли Хантера Томпсона, главных героев играют Александр Горчилин и Василий Михайлов, а брутальным талисманом спектакля стал Владимир Епифанцев.
От Хантера Томпсона в московском «Страхе», безусловно, дух, но начать справедливо с буквы – то есть, текста, написанного молодым драматургом Егором Прокопьевым: правдивый и свободный русский язык, полный гениально некорректных фраз,
бойкая и быстрая – как скороговорка «бра-бру-бри-бру-бра», заменившая архаичное обращение «брат» – речь ночных улиц, где во тьме светит свет круглосуточной чебуречной
(тут «простите, слёзы» – в настоящей Москве культовая чебуречная на Китай-городе, где мирно пересекались пути Лубянки и Солянки, закрылась после локдауна). Вербальный аналог другой, музыкальной речи – ядерного техно, открывающего «Страх» и задающего бешеный ритм всему спектаклю.
Пролог – чистый фэнтэзи: явление трёх ведьм. У Томпсона, автобиографический сюжет которого прославил фильм Терри Гиллиама с Джонни Деппом и Бенисио дель Торо, два отморозка средних лет, журналист и его адвокат, мчат в Лас-Вегас для написания репортажа об автогонке. По дороге обжираются запрещёнными веществами, вследствие чего выпадают из реальности. В пьесе Прокопьева два юных флексера, несколько застенчивый журналист Фил (Василий Михайлов) и его лишённый всякого стыда кореш, «дикий тайгер» Саша (Александр Горчилин), ведомые звездой Наркурием, тоже планируют отписать репортаж – об очередной глянцевой церемонии «Человек по версии 2021 года», но предварительно едут за закладкой и становятся жертвами ведьминских козней. Злодейки прикатили в «голодную Москву» с целью погрузить город в амфетаминовый и прочий мрак, для чего оставили на видном месте целую сумку, набитую чёрт знает чем. У Томпсона её содержимое было бы описано без умолчаний, Прокопьев переделывает оригинальную цитату в задиристый юмористический спич: «у нас было два пакета Роскомнадзора, семьдесят пять таблеток Роскомнадзора, пять марок мощнейшего Роскомнадзора, ящик пива и пинта Роскомнадзора». Перестраховка в наше цензурно обострённое время лишней не бывает, что ни затронь – от кого-нибудь да прилетит. Впрочем, то, что спектакль далёк от нелегальной пропаганды, понятно и без встречающего зрителей предупреждения на экране: «Наркомания – это рабство. Гоголь-центр за свободу. Не употребляйте наркотики, будьте свободными».
«Страх...» вообще не про пропаганду – ни плохого, ни хорошего; он фиксирует хаос и смятение реальности, рассматривая её под фантастическим увеличительным стеклом.
Рёв Саши «Неужели вы не понимаете одной простой базовой вещи, сука, что сейчас в моде любовь, сострадание, сочувствие» звучит также смешно, как список колдовского багажа.
В единичных фрагментах прокопьевской пьесы пробивается моралите и популистская декларативность (ну вот, например, такое: «с анатомической точки зрения у России вместо сердца черная дыра, поглощающая все жизненно важные органы страны – Москва»), но Авдеев в момент избавляется от намёка на нравоучительность карнавальной бурей;
гром, хохот, песни слышатся всё громче и громче; мелькают разноцветные лучи, и льётся музыка со всех сторон.
Худруком «Страха...» значится Кирилл Серебренников, и стилистически спектакль напоминает работы мастера (что нормально; и Джонни Депп в своём дебютном «Храбреце» не стеснялся уроков Джармуша и Кустурицы). Однако есть существенное отличие: гений Серебренникова – сумрачный; его спектакли часто бывают смешными, но никогда – весёлыми; их рефрен – гоголевские слова «Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье?» Авдеев, сочинивший это психоделическое путешествие двух друзей по Москве «версии 2021 года», про непостоянство радости знает, отчего и дополняет оригинальную историю Саши и Фила явлением Томпсона, покончившего с жизнью и старостью в 67, цитирует его знаменитую предсмертную записку «Футбольный сезон окончен»: «No More Games. No More Bombs. No More Walking. No More Fun. No More Swimming». Но это знание, ешё не подкреплённое опытом, отчего fun в спектакле превыше всего; будет весело и страшно? скорее, страшно весело, даже когда трип приведёт экстремально познающих себя героев в клинические лабиринты. И сам Томпсон проскачет по сцене тираннозавром Рексом.
Возвращаясь к прологу и ведьмам – триггерам бесстрашного «Страха...»: самую мускулистую играет Владимир Епифанцев, двух других – Сергей Муравьёв и Савва Савельев. Впереди у этого трио хамелеонов – с полдюжины преображений на каждого, и если Епифанцева узнаешь в любом обличье, хоть с чулком на бритой голове, хоть в майке-алкоголичке, то Савельев меняется до неузнаваемости, в диапазоне от омоновца до отирающего столы полуночной «шавухи» душнилы в костюмчике командировочного клерка. Виртуозность гоголь-центровской труппы, в которую естественно вливаются приглашённые актёры, в этой пылающей театральной галлюцинации беспредельна; по несколько ролей у Артёма Шевченко, Юлии Лободы и Ирины Выборновой, самой отчаянной артистки ещё прежней «драмы имени Гоголя», незаменимой участницы большинства авантюр новой эпохи театра.
Название, конечно, вводит в заблуждение: спектакль не про отвращение, а про превращение всего и вся;
это, возможно, самый гоголевский опыт «Гоголь-центра», унаследовавший от классика смех и грех, гротеск и портретную точность, ярмарочный угар и горечь трезвости.
Про Епифанцева: могу ошибаться, но, кажется, он в театре не появлялся с «Долины боли», поставленной для проекта «Платформа» десять лет назад; не рвётся связь времён. Нынешнее возвращение Епифанцева – ещё и привет его собственной постановке почти двадцатилетней давности, рычащему гиньолю «Макбет. Bloody Pit of Horror» в чествовавшем Антонена Арто ЦИМе.
Филиппу Авдееву тогда было лет одиннадцать, и «Макбета» он увидеть не мог, но шекспировских демонов в натуре артиста уловил.
На органике, на человеческой природе исполнителей строятся и главные роли;
дуэт Горчилина и Михайлова – это прямо-таки биопанорама поколения ёрников.
Поколения растерянного и потерянного – но других, кажется, и не бывает? А это на сцене точно не теряется. Жёстко тусит.
© Фотографии Иры Полярной предоставлены пресс-службой театра