Комедия социальных масок и оживший графический роман, sci fi и эзотерика, театр абсурда и хайтека – всё это «Вавилон», не имеющий никакого отношения к свежему голливудскому эпосу. Культурный референс тут – скорее, «Солярис», планета и мыслящий океан, материализующий память, страхи, стыд. «Старый дом», ставший в последние годы одним из лучших театров страны, держит планку.
Из круглых (чёрных?) дыр в верхнем ряду панелей, амфитеатром поднимающихся от рампы, выпрыгивают почти мультяшные головы – он и она, двое из ларца – одинаковых с лица в той мере, в которой одинаковы все чертенята-сотрудники офисных табакерок.
Мэ и Зу – рядовые программисты, низшее звено, но и они – как все обитатели нео-Вавилона, корпорации, занимающейся футуристической электроникой – носят кодовые имена, восходящие к мифологическим временам.
И Мэ (Наталья Пьянова) – не потому Мэ, что, возможно, Маша по паспорту, а в честь орла с головой львицы, птицы-посредницы между небом и землёй. А Зу (Александр Шарафутдинов) зовётся Зу в честь таинственной силы, ведающей божественными и земными институтами (что действительно почерпнуто из ветхозаветных мифов, а что придумано драматургом Екатериной Августеняк, не проверял).
«Ты уже ищешь другую работу?» – попискивает Мэ. «С чего бы?» – огрызается Зу. «Сам подумай. Месяц без изменений. Сколько они ещё готовы вкладываться в проект? По плану отстаём на полгода». Проект на грани срыва – это и есть загадочный Вавилон, искусственный разум, отчего-то не торопящийся проявлять признаки сознания.
Создать – создали, а как пробудить и в каких целях применить – вопрос.
Молчание Вавилона – повод для нормальных маленьких страхов насчёт работы: что делать с ипотекой, если не будет компенсации, и как трудоустраиваться дальше, если информацией о текущей деятельности в резюме не похвастаешься: всё страшно секретно. И жутко непонятно: даже железная леди Царпанит (Вера Сергеева) что-то не имеет права разглашать, а что-то сама не знает.
Внутренняя истерика – от тотальной неопределённости (не исключено, что, проснувшись, этот Вавилон просто положит всех, схлопнув нашу неразумную вселенную) – гложет и «офисный планктон» – Мэ, Зу, администратора Кингу (Арсений Чудецкий), и руководящее звено – вплоть до владеющего всей пирамидой кашляющего старца Нимрода (Василий Байтенгер). Кто-то – как плейбоистый, на бассейне и фрешах возросший IT-предприниматель Бэлит (Тимофей Мамлин) и его деловая и личная партнёрша, микс Эммы Стоун и молодой Светланы Крючковой Инанна (Софья Васильева) внешнего беспокойства не выказывают; от оборонщика, носящего имя бога войны Ашшура (Андрей Сенько), слабости вообще было бы странно ожидать. Кто-то – как прикормленный сын Царпанит, хипстер-гик Набу (Анатолий Григорьев) – напротив, живая иллюстрация диагноза «невроз».
Страхи и желания, которые-таки пробудит вышедший из цифровой спячки Вавилон, уравнивают всех.
Герои будут исповедоваться в снах и общаться с воображаемыми сущностями – собственно, эти истории, произнесённые вслух и спроецированные титрами, и образуют лабиринт, в путешествие по которому отправляет «Вавилон».
И сила, и уязвимость спектакля – в мерцающей неопределённости.
Неопределённость – в сюжете: многоуровневая композиция создавалась практически импровизационно, пьесу «Вавилон» Екатерина Августеняк писала на месте, в рекордно короткий срок, уже в процессе репетиций, когда театр отказался от первоначального замысла оперы (музыкальный соавтор Елизаветы Бондарь по новосибирской «Танцующей в темноте» и мирнинскому «Озору» Николай Попов значится создателем саунд-дизайна, но именно по звуку «Вавилон» гораздо скромнее, чем два вышеупомянутых спектакля или мтюзовская «Пятая печать»).
Не угадаешь, куда ведут расходящиеся тропы этого приключения на рынке высоких технологий.
Пролог настраивает на сатирический офисный гротеск (а офис – это же реальный космос ХХI века, к маломальскому художественному осмыслению которого современное российское кино и не приближалось, ограничившись незначительным фарсом «Корпоратив» или фоновой ролью во вторых «Неадекватных людях», в театре же, кроме редких «доковских» опытов и раннего спектакля Дмитрия Волкострелова «Запертая дверь», навскидку ничего не вспоминается). Но сатира быстро мигрирует в сторону психоаналитического эксперимента, мистики и чуть ли не беккетовского абсурда; тут что-то про потерянный пауэрбанк, а тут – потусторонний шёпот «Я есть воздух»; и призраки отражаются в кофейной бездне. «Что это было?» – резонная реакция; но задаёшься этим вопросом не с негодованием, а с восхищением.
Неопределённость – в характерах. Бондарь, захватывающе развивающая почти анимационную эстетику сценического комикса, работает с персонажами-масками; и сценография Валиды Кажлаевой – чисто подиум для кукол-перчаток; движение возможно только внутри замкнутых кругов.
Но кукловодов-то нет, все свободны, пусть и не догадываются об этом; маски-аватары – как заёмные кодовые никнеймы; маски прилегают неплотно, то и дело обнажая человеческое нутро.
Существовать в этой переходной, пограничной зоне между графическим шаржем и психологией, наполнять «мультяков» (так называли toons – мультсозданий – в революционном фильме «Кто подставил кролика Роджера?») слезами и кровью – серьёзный актёрский вызов, с которым кто-то уже на премьерных показах справляется идеально, кто-то – зависает, подтормаживает.
Торможение в быстром и лаконичном театре Бондарь губительно; самый совершенный её спектакль «Озор» длится всего – плюс-минус пять минут – час. «Вавилон» на сорок минут длиннее, и это «дополнительное время» ощущается – в повторах, многословности, ритмических сбоях. Но я вовсе не критикую; во-первых, очевидно, что «Вавилон» поставлен «на вырост»; он достроится и отточится.
Во-вторых, и в кризисной недостроенности этого города грехов есть свой, внятный и нервный смысл.
Отчего и для чего всё, «Вавилон» в самом начале отвечает словами одного из героев; отвечает адекватно – вопросом на вопрос.
«Я бы хотел уточнить один щекотливый момент – что с нами со всеми будет?»
© Фотографии Виктора Дмитриева предоставлены пресс-службой театра