Воображаемый февраль


Вадим Рутковский
2 февраля 2021

1 февраля открылся юбилейный 50-й Роттердамский кинофестиваль. Только место проведения – условно; не реальный город в Нидерландах, а виртуальное пространство: все показы, круглые столы, пресс-конференции и мастер-классы проходят онлайн

При этом основной конкурс увеличился в два раза – до 16 фильмов, и даже конкурс Big Screen сохранён, хотя большие экраны сегодня доступны только в России. Именно в Big Screen Competition включён фильм Ренаты Литвиновой «Северный ветер», в начале февраля выходящий в широкий российский прокат.

Повезло нам и с фильмом открытия: чёрная комедия о случайности и мести «Рыцари справедливости» датчанина Андерса Томаса Йенсена в кинотеатрах России с середины февраля.


С превращением Роттердама в онлайн-мероприятие мне примириться было несложно: я бывал в этом городе (по воспоминаниям, холодном и дождливом даже поздней весной – боюсь представить, каково там в феврале) и его кинотеатрах, но никогда не был на самом фестивале, и бóльшую часть роттердамских фильмов онлайн и смотрел, на том же сайте festivalscope, где сейчас проходят пресс-показы. Для меня всё, как раньше: грею спиной диван и пялюсь в монитор, но в ситуации возникает раздражающий комизм. Раньше я понимал, что торчать дома – мой частный выбор, фильмы меж тем благополучно рождаются свободными и равными на экране.

Сейчас мой диван и стал фестивалем в Роттердаме, другого нет.

И разве это не профанация самой фестивальной идеи? Я не про фестивали, что изначально были придуманы в онлайн-формате, а именно про переформатирование традиционного киносмотра, для которого обязательна премьерность участников. Можно, конечно, утешать себя, что это не навсегда, и тот же Роттердам запланировал на начало июня вторую, физическую часть. Но сколько ни говори «сахар», слаще не станет. Обидно, в конце концов, за авторов, которые, несмотря на все карантины, кино сняли, а возможности показать его кино лишились.


Кому-то, конечно, всё равно: австралиец Джонатан Оугилви перенёс параноидальный политический триллер Джозефа Конрада «Секретный агент» в современность и снял почти весь фильм «Одинокий волк» (Lone Wolf) будто с камер наблюдения.

Статичность эпизодов и отсутствие «внешнего» музыкального оформления создаёт специфическое напряжение.


Для кого-то наш прокат восстановит справедливость уже в ближайшие дни. О диком цветке, взращённом Ренатой Литвиновой в сказочной России снега и льда, предстоит отдельный разговор. «Рыцари справедливости» (Retfærdighedens ryttere) – фирменная комедия Андерса Томаса Йенсена, снятая с компанией любимых актёров: Мадс Миккельсен, превратившийся после «Ещё по одной» в народного любимца, играет мускулистого солдата удачи – бирюка Маркуса, предпочитающего поля военных действий семье, но вынужденного вернуться в Данию после гибели жены во время катастрофы в метро. Николай Ли Каас изображает невротика-учёного, помешанного на связи всего и вся; он последний видел жену Маркуса живой и теперь настаивает на неслучайности происшедшего:

фашисты виноваты,

убили опасного свидетеля. Дважды просить Маркуса о мести не придётся; ну а на ком действительно лежит вина за боль, которую мы испытываем, и есть ли у нас право разбрасываться такими ярлыками, как «вина» и «правда», – темы, элегантно задеваемые вполне брутальным фильмом, с разбитыми носами и огнестрелом.


Выбор «Рыцарей» фильмом открытия очевиден:

европейский, но экшн, на стыке жанров и даже с робкими намеком на политическую некорректность,

которую, конечно, легко оправдать антифашизмом. Гораздо интереснее иронизирует над тотальной удушающей этикой норвежский конкурсант «Гритт» (Gritt), дебют Итонье Сёймер Гуттормсен c крутой и недооценённой Биргитте Ларсен в главной роли (в одном из эпизодов на стене неслучайно висит плакат «Неуместного человека», показанного в каннской «Неделе критики» 2006 года – в нём Ларсен дебютировала).


Заглавная героиня – бездомная неудачница; актрисой стать не вышло, перформершей, кажется, тоже – получить грант от правительства на безумный проект «Белое воспаление» невозможно из-за отсутствия постановочного опыта, приобрести его – тоже; Гритт мечется по замкнутому кругу, в который на разных участках попадают более талантливая и более успешная подружка с синдромом Дауна, рэпер-звезда, американцы из реинкарнации The Living Theatre, режиссёр, возрождающий «театр жестокости», сирийские беженцы и персидский кот, на которого у Гритт аллергия.

Фильм без особой злобы, но методично подтрунивает над всеми социальными институтами благополучной Европы и вписанным в культурный истеблишмент искусством.

Хотя вопрос, входит ли сарказм в режиссёрский план, открытый – если и нет, то, оказывается, достаточно чётко зафиксировать действительность, в которой абсурд стал нормой, и картинка приобретёт язвительность.


В остальном от конкурса пока ощущение не раздражающего, но дежа вю.

«Партизанский фильм» сербки Марты Попиводы «Пейзажи сопротивления» (Landscapes of Resistance; Pejzaži otpora)  сопровождает воспоминания уже покойной бабушки Софии (про сопротивление нацистам и выживание в концлагерях) изумительно красивыми пейзажами, снятыми в упоминаемых исторических местах (даже печи крематориев похожи на живописные архитектурные достопримечательности), и собственными (довольно наивными) дневниковыми заметками. Похожими киновидеодневниками полнятся все фестивали мира (а берлинский «Форум» просто лопается от них), вторичность же «Пейзажей» ещё острее ощущается на фоне прошлогодней «Родины», снятой Еленой Максимович (здесь она работала монтажёром) на ту же тему – партизанщины в балканской крови, но остроумнее и музыкальнее.


Чёрно-белое тайское эстетство «Граница рассвета» (The Edge of Daybreak) Тайки Сакписита – из тех фестивальных фильмов, в которых без синопсиса не разобраться; глаз, впрочем, почти не оторвать: тут и пытки (поди разбери – то ли после мельком упоминаемых в кадре студенческих волнений 1973-го, то ли после военного путча 2006-го, о котором как раз только в синопсисе и прочтёшь), и любовные сцены, и простой люд в забитом междугороднем автобусе, и масляные разводы на воде в раковине – всё по красоте. А то, что ни черта непонятно, вроде как, и задумано:

на сон всё спишешь.