Но и в сбалансированной программе находятся диссиденты, рискующие, например, сказать «да, вирус» – как нидерландский «Праздник», основанный на реальном уголовном деле о заражении СПИДом.
Гражданская позиция для фестивального фильма не то, чтобы обязательна: в конкурсе Роттердама, проходящего в онлайн-формате, есть, например, испанская картина «Храбрая вспышка» (Destello bravío) Аинхоа Родригес, спродюсированная компанией «Эдди Саета» эстетствующего каталонского продюсера и режиссёра Луиса Миньярро. Но желательна и присутствует практически в каждом фильме. В «Храбрую вспышку» тоже можно вписать актуальные гендерные смыслы: действие происходит в деревне-отшельнице, где формально веками царит патриархат (который бичуют в каждом втором фильме). Но реальная власть здесь, кажется, всё же не у жалких мужичков с разбитыми сердцами и сломанными руками, а у женщин;
их сомнамбулическим коллективным бдениям, граничащим с оргиями, отданы лучшие – сюрреалистические – эпизоды «Вспышки».
А главная героиня – некрасивая и вздорная, но отправляющая сама себе, записав на диктофон, поэтические сообщения об очистительном конце света, инопланетянка на древней выжженной солнцем земле – для местных жительниц ещё большая пришелица, чем для мужчин; непохожих боятся все.
Проявляется гражданский пафос иногда самым причудливым образом.
Вот «Мадалена» (Madalena) бразильца Мадиано Маркети; трёхактная драма начинается с долгой и странной сцены, в которой по соевому полю бродят страусы и ездят комбайны, а где-то среди колышущихся на ветру кустов лежит женское тело. В первом акте становится ясно, что это и есть заглавная Мадалена, одна из жертв неведомого убийцы – её исчезновение настораживает подругу Лус, работающую на фейсконтроле в местном клубе. Герой второго акта – сын плантатора, обнаруживающий тело, но скрывающий находку от полиции – из страха навредить политической карьере матери-сенатора.
Политики и репрессивные властные органы – то плохое, с чем прогрессивное кино борется чуть ли не с момента своего изобретения.
Но у Маркети другой посыл. Третий акт, посвящённый подругам-транссексуалкам, вместе с финальным титром расставляют точки над i: мачистская Бразилия лидирует по числу убийств трансгендеров. Без этого уточнения «Мадалена» показалась бы просто эффектным упражнением в форме, арт-детективом с размытыми завязками и развязками, а так – острое политическое кино.
Ещё разнообразнее в смешении того, с чем стоит бороться, другой бразильский фильм, из Big Screen Competition – «Король-машина» (Carro Rei; King Car) Ренаты Пинейро. Его герой Уно с детства обладает волшебным даром – говорить с машинами на человеческом языке, что вызывает зависть чудаковатого дяди-автомеханика по прозвищу Зе Макака (в шикарном исполнении звезды бразильского кино Матеуша Наштергаэле).
Поначалу источником зла традиционно выступают органы неправедной власти, запретившие во всем штате Пернамбуку машины старше 15 лет.
Уно, Зе и их верный King Car начинают успешно бороться с бесчеловечными ограничениями, модифицируя тачки, выброшенные на свалку истории, и давая им возможность говорить вслух (с помощью хитро спаянной материнской платы).
Дальше – как в классической антиутопии, коварство проявляют уже автомобили, легко порабощающие механиков (выпив антифриз, они превращаются в человеко-роботов с пластикой танцоров брейкданса) и замышляющие, будто следуя мечте робота Бендера из «Футурамы», убить всех людей. Финал всё же оправдывает невинных четырёхколёсных существ, перекладывая всю ответственность, само собой, на гадких капиталистов.
Фильм можно было бы порекомендовать для детской аудитории, если бы не одна ключевая героиня:
соблазняющая King Car перформансистка Мерседес, менструальной кровью штампующая слово «Мертвец» на статуях мужчин-тиранов. За «осквернение» лба диктатора Франко, до сих пор стоящего на испанских площадях, она угодила в полицию. Среди стран, где была осуществлена антипатриархальная феминистская акция, упоминается Россия. Интересно, памятник кому был выбран мишенью.
Особняком стоит конкурсный «Праздник» (Feast) голландца Тима Лейендеккера, вдохновлённый (и это слово сюда действительно подходит) уголовным «ВИЧ-делом»:
в 2007-м году житель города Грёнингена собирал мужчин для участиях в гей-оргиях с использованием наркотических препаратов и, пользуясь бессознательным состоянием участников, заражал их своей ВИЧ-инфицированной кровью.
Лейндеккер никого не осуждает (и злоумышленник своё отсидел), но использует дикую историю для разнообразных и парадоксальных рефлексий.
Состоит «Праздник» из семи глав;
каждый фрагмент можно запросто демонстрировать в музеях современного искусства как арт-работу.
Первая глава, например, – это предъявление женщиной-полицейским вещей, найденных на месте преступления: контекст уравнивает кухонную кастрюлю, шпицы, дилдо, банки из-под колы, компакт-диск с Джорджем Майклом и dvd с порно, рисуя анонимными предметами коллективный портрет маргинального сообщества. Третья глава – чистая видеопоэзия, создаваемая из сверхкрупных планов тела, делающих запечатлённые фрагменты неузнаваемыми, и закадрового диалога о крови, любви и несовместимой с ними безопасности. В шестой главе Лейендеккер прибегает к саркастической, в стилистике ситкома, реконструкции полицейского допроса жертвы.
Про кровь и любовь, в принципе, банально, о том, что полицейские всех стран не расположены к сочувствию, особенно в случае преступлений на сексуальной почве, мы догадывались. Самая неожиданная, а в нынешней ситуации с глобальным помешательством на почве COVID-19, и самая провокационная рефлексия – пятый эпизод, в котором секс-экспериментаторы вообще не упоминаются. Здесь женщина-ботаник наглядно показывает процесс инфицирования вирусом тюльпана: согласно фильму, это широко применяемая в цветочном бизнесе практика, позволяющая добиться уникальной окраски цветка. Лейендеккер устами своей героини рискует обмолвиться о неоднозначности отношений человека и вирусов;
то, что сегодня пропаганда превратила в катастрофическое событие, формулируется как естественный и полезный контакт.
Вспоминая тяжёлый грипп, который ей довелось перенести, девушка говорит о том, что телесные мучения в тот момент были как никогда тесно связаны и с наслаждением – ощущением уюта, заботы, самой остроты жизни, наконец.
Кстати, и оргии фильмы Роттердамского фестиваля не спешат осуждать. В «Авроре» (Aurora) завсегдатайши Роттердама Пас Фабреги из Коста-Рики несовершеннолетняя героиня с удивлением для себя узнаёт, что беременна. Добрая женщина-архитектор, ведущая у младшего брата девочки уроки художественного мастерства, берётся помочь (признаться матери девочка стыдится); «вероятно, изнасилование», – объясняет она социальному работнику.
Как же далеко это предположение от правды:
причина беременности – нежные и невинные в своей естественности подростковые оргии, которые одноклассники героини устраивали параллельно внеклассным занятиям. И улыбчивый школяр, оказывается, совсем не против быть отцом – приключение! Конфликтное мышление навязывает взрослый мир.
